Звезды и селедки (К ясным зорям - 1)
Шрифт:
На перилах крыльца сидело уже несколько человек, от нетерпения болтали ногами.
Ригор Полищук с серым заспанным лицом был очень сердит.
– Чего так поздно? Иль с Сопией пшено толкли до утра?
Степан сердито посмотрел на него и покосился на Яринку. Полищук только теперь заметил девушку. Крякнул от досады.
– Ну ладно, Левка мы догоним...
– И, вероятно, впервые покривил душой, льстя Яринке: - Ну и красивая дочка у тебя, красноармеец!..
Но Яринка не могла простить ему плохих слов о матери, которые она хоть и не вполне понимала,
– А у вас такой дочки не будет, потому что вы сами некрасивые и жинку отвратную возьмете!
Мужики засмеялись:
– Ну, Ригор, получил?
Полищук одними губами изобразил нечто похожее на улыбку, буркнул под нос:
– Сопия! Ну, вылитая Сопия! Ой, красноармеец, несдобровать тебе!
Степан осторожно обнял Яринку за плечи.
– Правду говоришь! Красивая девка! А если в мать удалась - то чем мать плоха?
И почувствовал, как девушка в благодарность - не назвал ребенком! мать похвалил!
– и сама прильнула к нему.
Степану перехватило дыхание. Это был, пожалуй, мир? Или только примирение? Но чем бы это ни было, этой минуты он просил у судьбы давно. В горле защекотало, глаза запекло. И он похлопал Яринку по плечу.
Она сжала плечики, понурилась. Неужели поняла, почувствовала, что он не стал еще для нее отцом? Но за время ее сознательной жизни мужская рука никогда не ласкала девушку, и это было очень непривычно, боязно, и все существо ее налилось непонятной тоской, беззвучным стоном. Неужели отцовская рука может быть такой... горячей, нежной, сладостной?
И, склонив голову набок, девушка с опаской - снизу вверх - посмотрела на отчима. И он моргнул глазами, подбадривая, кивнул ей головой, но так и не поняла Яринка, что именно хотел сказать он ей без слов: да, да, дочка? девочка? дивчина?..
И, с досадой наморщив лоб, она задумалась, ушла в себя, как улитка-недотрога. И хотя не могла теперь думать об отчиме плохо, мысленно твердила: "Только с мамкой не спи! Не хочу!"
Подвода давно уже катилась по полю, мужики ленивыми голосами разговаривали о чем-то, навевая сон, кто-то из тех, кто помоложе, щекотал Яринке спину стебельком осоки, девушка, не оборачиваясь, отмахивалась рукой, пока Степан, заметив это, не приловчился и не вытянул шутника кнутовищем.
Мужики захохотали, и Яринка успокоилась.
"Не трогай маму..." - подумала она и, склонив голову на плечо отчиму, заснула почти счастливой.
Несколько раз просыпалась - припекало солнце, - облизывала пересохшие губы, недоуменно моргала и снова погружалась в сон. И уже Яринку не волновало, что рука Степана, налитая непонятной силой, осторожно и надежно поддерживала ее за плечи.
Временами, сквозь сон, слышала веселый смех мужиков, которые, как ей казалось, смеялись над Степаном, и, хотя этот смех обижал девушку, она делала вид, будто не слышит его. И тем защищалась от насмешек. И, притворяясь, будто спит, вскоре засыпала вновь.
С наболевшей головой и припухлыми от жажды губами Яринка жадно всматривалась
– Сладкой!
И дядька, по-петушиному склонив голову и поглядывая на Яринку одним глазом, нацедил ей стакан желтенькой шипящей жидкости.
– Пейте, барышня, на здоровье!
– И зачмокал, обращаясь к Степану: Ай барышня, ну какая барышня!..
– и поглядывал теперь на Степана: кем же она ему приходится.
Опустив глаза и краснея от похвалы, Яринка тянула сквозь зубы холодную колючую воду и, когда Степан стал звенеть в ладони медяками, долго не решалась - трата, как-никак!
– попросить еще. Но продавец подал ей второй стакан, и девушка подняла свои дивные глаза на Степана - с удивлением и благодарностью.
Повеселела и, вытирая липкий подбородок, пошла к подводе.
Шлемина Сарра, узнав Степана, радостно вскрикнула и, повиснув белыми руками у него на шее, несколько раз поцеловала своего бывшего подопечного, даром что ее грозный муж стоял рядом и, взявшись за бока, покачивал головой.
– Ай мешигене! Глупая баба и есть глупая баба!.. Погляди, бесстыдница, вон кинд!
На это Сарра, как всегда, резонно ответила:
– Она еще малое дите и ничего не понимает... А ты, ленивый мужлан, поставь хозяйскую подводу под навес!
У мужчин еще было свободное время, и, развязав свои котомки, они завтракали у телеги.
Только у Ригора Полищука не было с собой еды, и он, скрутив цигарку, вышел на улицу.
Степан хотел было угостить его из своего вещевого мешка, но, вспомнив о том, что из-за Ригора вынужден был оторвать лошадей от работы, оставил эти благие намерения.
Председатель комбеда Сашко Безуглый кроме хлеба и бутылки молока не имел ничего, и Степан молча положил ему на хлеб кусок сала. Тот не отказался, сразу стал уминать его, обрезая ножом у самого рта.
– Буржуй!
– смеялся он одними глазами.
В конце завтрака котомки уже не затягивали бечевками, а завязывали их сами узлом.
Повеселев от еды и крякая, мужики полезли в карманы за кисетами, но в калитке показался Ригор Полищук и кивнул головой - пошли, мол.
Яринка осталась стеречь лошадей и харчи и, как ни уговаривала ее Сарра зайти в дом, сидела на подводе, настороженная и строгая.
Во дворе военкомата увидели порядочную гурьбу мужчин. Сидели, опираясь спинами на стены, лежали на траве, толпились в очереди у дверей, заглядывали в окна комнаты, где мужики в одних нательных крестиках, согнувшись и опустив сложенные ладони ниже живота, робко подходили к столам, вздрагивая от каждого начальнического окрика лекаря в золотом пенсне, похожем на велосипед, и косясь на белокурую и краснолицую докторшу и на бесстыжую фельдшерицу, которая прохаживалась между мужиками с куском мокрой марли. Сидел там и какой-то военный с озабоченным лицом.