...И никто по мне не заплачет
Шрифт:
Где Андерль, где мой напарник Андерль?
И так как никто ничего не знал об Андерле, этот ражий мужчина опять растолкал локтями толпу зевак, подошел к трактирщице, которая сидела на ступеньке под окном и тихонько плакала, закрыв лицо передником.
Где Андерль, хозяйка, где он?
Побитая великанша молча ткнула своим толстым пальцем в землю.
Что? В погребе?
Трактирщица кивнула.
Пошли,— сказал шофер и за правую подмышку поднял сопротивляющуюся даму. Толпа разделилась, эта пара прошла через подворотню и через зал, мимо растерзанного трактирщика, теперь апатично сидевшего на
Ой-ой-ой! — вздохнула толпа перед подворотней.
Какая-то женщина воскликнула:
Господи ты боже мой!
А мужчина:
Крови у него хватает!
Трактирщица и шофер осторожно подвели Андерля к грузовику, усадили его на черное ледериновое сиденье и влезли сами. Трактирщица — как была, в большом белом фартуке, правда насквозь пропитанном кровью, и с всклокоченными волосами. Даже связка ключей висела у нее на поясе.
Теперь в толпе начали судить да рядить.
Но фрау Кестл вдруг обнаружила диммеровскую дочку, Евгению. До сих пор ее никто не удосужился заметить. Она стояла у трактира, там, где была прибита дощечка: «Просьба сильно звонить», а в окне на привинченной жестяной тарелочке лежала плата за пиво — одна марка. Евгения держала в руках стеклянную кружку, и губы у нее задергались, когда ее спросили:
Ты видела?
Да,— отвечала Евгения важно, хотя и с плачем.
Что же, собственно, произошло?
В погребе это случилось.
Что случилось в погребе, отвечай же толком.
Она, она, хозяйка!
Что значит хозяйка! Говори же толком, Евгения,— воскликнула фрау Герлих и схватила девочку за руку. Тут, конечно, была и Гиммельрейхша, услышанное она тотчас же передавала дальше любопытным, которых становилось все больше.
Расскажи-ка хорошенько, что ты видела. Да смотри, с самого начала!
С самого начала? — переспросила девочка.
Господи Иисусе, да чего она ломается! — рассердилась фрау Кестл.
Но дворничиха шикнула на нее:
Тише вы!
Я вот пришла за пивом для папы, полпинты светлого, дернула звонок и положила деньги на тарелку. Господин Шиндлер открыл окно, но только он сразу же приложил палец к губам. Вот так,— и она показала, как именно.
Ну и?
Я всунула голову в окно, крышка погреба была открыта, все было видно. Господин Шиндлер ведь тоже туда смотрел.
Евгения опять захныкала, но дворничиха сумела-таки вернуть ее в фарватер, с невиннейшим видом сказав:
Ну, продолжай, ничего с тобой не случится, говори спокойно и не волнуйся.
Я увидала, как один из шоферов дрался с хозяйкой.
Дрался?
Да, он ее обхватил руками, прямо как борец, а она ничего не могла поделать, только брыкалась и даже укусила его.
Глаза дворничихи заблестели, словно их покрыли сахарной глазурью. Это уже нечто! Первым тихонько рассмеялся Мельхиор Гиммельрейх, которого вот уже два месяца не стригли наголо,
Думаешь, правда?
О господи, ну и дурень же ты! — шепотом отвечал Мельхиор.
Диммерова девчонка опять замолчала, покуда ее не тряхнула за плечи фрау Герлих, после чего она нехотя стала рассказывать дальше:
Господин Шиндлер тоже это увидал через люк, он тихонько подошел, что-то там сделал с шестеренкой подъемника, и крышка с быстротой молнии свалилась на этих двоих, Но ударила по голове только мужчину, потому что он был выше ростом. А потом уж она закричала.
Взрослые тихонько подталкивали друг друга, говорили: «О-го-го!» И еще: «Ну, попалась!»
Только Марилли Коземунд со смехом побежала прочь, прыгая то на правой, то на левой ноге, как при тройных прыжках. Дворничиха выпрямилась и изрекла:
Хороший дом, что и говорить, чистый дом!
Диммерова девчонка, на которую все как-то странно
смотрели, сказала обиженно и в нос:
Теперь я без пива осталась,— взяла кружку, а монету забыла взять с тарелки.
Гиммельрейхов Балтазар, несмотря на мраморные прожилки в глазу, живо это заметил, схватил монету недрогнувшей рукой и передал старшему брату. Но тот сказал:
Целая марка, это многовато.
Окликнул Евгению и отдал ей деньги. Затем подошел к Лео, Руппу меньшому и Биви и высказал свое мнение:
Хозяйка и возчик чем-то странным занимались.
Иди ты,— возразил Лео,— может, он просто хотел с ней побороться.
Знаешь, мне что-то противно,— сказал Биви Леер.
Тебе-то что, ты ведь еще ни черта не понимаешь,— возразил Мельхиор.
Как бы не так! — ответил Биви.
Я бы уж вам кое-что рассказал,— вставил Рупп меньшой.— Одно, доложу я вам, мне тоже противно, тьфу, черт!
Мимо прошла дворничиха и сказала мальчуганам:
Вам, конечно, все необходимо знать. Подумать только, молоко на губах не обсохло, а уж во все нос суют.
Мальчики рассмеялись, но едва только фрау Герлих отошла подальше, Биви бросил: «Старая швабра!»
Дворничиха быстро обернулась и коварно спросила:
Вы что-то еще сказали?
Мы? — удивился Рупп меньшой.— И не думали!
Так-то оно лучше, а то я вам...
Фрау Герлих не закончила свою речь и застыла в благоговении перед управляющим Штейном, который как раз затормозил свой туристский велосипед. Она подошла к господину Штейну и тихим, верноподданническим голосом поведала ему о случившемся. Лицо господина Штейна оставалось неподвижным. По окончании доклада дворни-
Чихи он снял шляпу перед ухмыляющимися мальчишками и прошел в свою квартиру. Сегодня у них готовили картофельные оладьи.
Трактир «Старые времена» целый месяц был закрыт. Люди ходили за пивом в «Бычье пастбище». Затем явилась чета новых арендаторов, по фамилии Шмидт. Прежнего хозяина здесь видели еще только один раз, когда он грузил на подводу старую, прокопченную кухонную мебель. Пес Иерихо бежал за подводой.
Леонард пошел наверх к бабушке. Она сидела в темной кухне перед пустой кружкой пива — утренняя порция. В воздухе пахло бараньим рагу, так что Лео буркнул себе под нос: