...И никто по мне не заплачет

Зоммер Зигфрид

Мадемуазель-стрекозель, видно, на танцы собралась.

При этом Лео вдруг вспомнил воображаемый образ Марилли, которым он так недостойно злоупотреблял, и густо покраснел, стал почти такой, как волосы Марилли. Тут Ханни сказала ему:

Поди-ка сюда, я тебя немножко поучу.

Его учить уже не надо,— двусмысленно заметил Рупп меньшой; он унаследовал некоторый цинизм от своего отца. Обе девушки стали раздумывать над его словами, потом Марилли локтем толкнула Руппа меньшого в бок и сказала:

Эй, парень, не дерзи!

Лео внес предложение:

Знаете

что, я приведу Биви с губной гармошкой, Мы пойдем на чердак и будем разучивать танго. А Биви нам сыграет.

Ладно,— немедленно согласилась угловатая Ханни, взяла Марилли под руку и заявила: — Мы пошли вперед.

Биви Леер как раз подбивал шипы, вышиной в целый сантиметр, под стоптанные отцовские башмаки, которые хоть и были ему велики на четыре номера, но успешно выполняли роль бутсов. Тем не менее он тотчас взял свою губную гармошку — на ней было выгравировано «Дунайские волны» — и пошел на чердак.

Между веревками, на расстоянии в два метра натянутыми поперек чердачного помещения, образовалось пять раздельных полей. Каждое было отделено от другого полотенцами и скатертями семейства Рупп. Длинные подштанники чиновника палаты мер и весов тоже болтались на веревках. Большинство из них были штопанные-перештопанные.

Биви уселся на низкое выпирающее стропило и деловито выбил свои «Дунайские волны». Из них посыпались мшистые серые катышки и засохшие крошки. Затем попробовал два-три клапана и объявил:

— «В розарии».

Он попытался было подняться на высоты «розария», но гармошка никак не могла воспроизвести аккомпанемент, и Биви пришлось возвестить:

«Эх ты, цыган».

Это было значительно ниже. «Эх ты, цыган»,— в нос промурлыкала остроугольная Ханни. Она взяла Лео за плечи и правую его руку положила себе на талию, а его робкая левая почти вовсе скрылась в ее большой правой горсти. Первые шаги Лео сделал в горьком смущении, затем споткнулся и отбросил с лица мокрые трикотажные ноги кальсон, в которых едва не запутался. Рупп меньшой и Марилли, с черной бархоткой на круто взмывающей шее, смотрели на него и смеялись. Но Ханни опять решительно потянула за собою Лео и увела в следующее межбельевое отделение, так что остальным стали видны только ноги танцоров, приблизительно до колен. Биви снова энергично задышал в свою сопелку, почему-то отдававшую позеленелой медью. После первых же тактов инициатива перешла к Ханни. Она крепко прижала к себе Лео и сказала так, чтобы другие слышали:

Господи, ну точно слон в посудной лавке.

Все, однако, обстояло несколько иначе. Ханни начала прижиматься к Лео, движения ее сделались дерзки. Лео сказал глупо, но громко:

И что ты меня так жмешь?

Смутить Ханни было нелегко, она отвечала резко и не менее громко:

Когда тебя жмут, жми и ты, понял, но я больше не буду, ты, осел, все равно ничему не научишься.

С этими словами она оттолкнула Лео, подошла к Биви и стала смотреть, как легконогая Марилли обучает своего партнера простейшим па. Оба считали совершенно правильно:

Раз, и с другой ноги.

Они

смотрели себе на ноги. Это было уже нечто. Биви остановился на мгновение и, смеясь, произнес название фильма, который шел в кино «Долина Изара».

А кто меня поцелует?

Но тут же приложил губы к «Дунайским волнам» и сыграл на этот раз уже с тремоло: «Когда, когда сирень благоухает».

Лео подошел к Марилли и холодно сказал:

Ну что, потопчемся маленько, а?

Марилли кивнула. Она откинула назад свои волосы — ветви плакучей ивы, и слегка развела руки. Лео вошел в них. Ханни уже держала Руппа меньшого в крепких тисках своих худющих рук. С Марилли дело пошло куда лучше, отметил Лео. Они скользнули в третий бельевой коридор.

Раз, и с другой ноги,— сказала Коземундова девчонка.

При «с другой ноги» она слегка подтолкнула его грудью, и Лео ощутил маленькие холмики под застиранным бумажным пуловером. Марилли, конечно, заметила, что он их ощутил, и рассмеялась. Вслед за ней рассмеялся и Лео. А Марилли сказала:

У тебя, оказывается, красивые зубы.— И еще добавила: — А ну-ка, покажи, Лео.

Лео послушно раздвинул губы, и Марилли указательным пальцем легонько стукнула по двум сомкнутым белым рядам.

Она предложила:

Попробуй-ка мои.

И обнажила юные, крепкие зубы. Лео увидел, что верхние у нее немножко находят на нижние, и дотронулся до них указательным пальцем, точь-в-точь как она, но Марилли чуть прикусила его палец и сделала удивленные глаза. Из соседнего занавешенного отделения до них донеслось шарканье ног Ханни и ее кавалера, а потом голос Ханни, с глубоким вздохом сказавшей:

Ой, беда с тобой, беда!

Марилли хихикнула и круглыми глазами посмотрела на своего партнера, по-дурацки засунувшего в рот укушенный палец. Потом она сказала, и голос у нее при этом был какой-то рассыпчатый:

У меня расстегнулась подвязка, подожди минутку, Лео.

Скрывшись за наволочкой с прошивками, она подняла юбку и трепетным голосом крикнула мальчику:

Не смотри сюда, Лео.

А он крикнул в ответ:

Я не смотрю.

Она же еще раз шепотом:

Ты, правда, не смотришь?

Нет,— заверил ее Лео,— честное слово, не смотрю.

Он и действительно не смотрел, а стоял среди белья

неподвижный и странно боязливый.

Марилли вернулась, но лицо у нее теперь было другое, немного рассеянное и обыденное.

Да ведь ты в носках,— сказал Лео в дурацком изумлении.

Ты, однако, все примечаешь,— ответила девочка. А когда Лео потянул ее танцевать, она небрежно бросила:— А, иди ты,— опустила руки и скользнула меж ночной рубашкой и махровой простыней в соседнее отделение.

Тут и Ханни сказала своему чердачному кавалеру:

Танцевать вы все равно не научитесь.

Она обхватила Марилли за талию и боком-боком протиснулась с нею в железную дверь, которую с силой захлопнула.

Сбрендила,— заметил юный капельмейстер Леер, звонко рассмеялся и засунул свой инструмент в карман серо-зеленой куртки.