...и Северным океаном
Шрифт:
Я рассказал Максу Эммануиловичу о странной привычке одного енисейского капитана, который любил класть за щеку противную никотиновую горечь, извлеченную из мундштука трубки.
— A-а! Альфред Каулин! — оживился Зингер. — Он что же, по-прежнему в гидрографии?
Однажды мы вместе шагали по каменистой тундре, срезая путь к бухте Летчиков, и я спросил Зингера, в каких экспедициях и походах он побывал. И вот какая хроника получилась.
В 1929-м на «Красине» с караваном из Ленинграда вокруг Норвегии к устью Енисея. Оттуда в Игарку, видел, как там
— Крупная личность, — заметил Зингер. — Всю жизнь— в Арктике. Очень знающий гидрограф. Его роль в экспедиции Северного Ледовитого океана едва ли намного меньше, чем Бориса Вилькицкого. Вы все здесь, конечно, патриоты Енисея. А кто уже в начале двадцатых годов обследовал дельту Лены, вход в эту великую реку? Кто, так сказать, приоткрыл морские ворота Якутии? Евгенов.
Почти все лето 1931 года Зингер сопровождал в полетах по Северу начальника Комсеверопути Бориса Васильевича Лаврова. На следующий год ходил из Владивостока к устью Колымы на ледорезе «Литке». Экспедиция зимовала в Певеке. А Зингер 112 дней добирался оттуда па собаках до Якутска.
Затем караван Первой Ленской, которую «Красин» вел из Архангельска в бухту Тикси. Оттуда Зингер вылетел с Леваневским вдоль Лены. В 1934 году провел сезон на рыболовном траулере в Баренцевом море, в 1935-м на речном пароходе спустился по Лене в море, добрался до устья Колымы.
Обо всех этих операциях я прочитал потом и в книге избранных очерков Зингера.
…Стефану Цвейгу принадлежит фраза: «Какое значение имеет подвиг, если он не запечатлен словом!» Иначе говоря, если подвиг останется не известным тысячам, сотням тысяч, миллионам людей, он не станет достоянием истории, не побудит к действию других.
Цвейг написал «Подвиг Магеллана».
Это гимн неистовой отваге, стойкости, веры в свои силы великого мореплавателя. Историки подтверждают точность и достоверность событий, описываемых в книге. Другое дело — их романтическая трактовка. Здесь оценки историков и автора далеко не всегда совпадают. Но Цвейг не писал научный трактат…
Быть может, читателю покажется странным и неуместным это отступление. У нашей Арктики не было своего Цвейга, хотя ей посвящено немало значительных романов и повестей.
Да, Цвейга не было, но были многие десятки летописцев, участвовавших в событиях, своими глазами видевших то, о чем они писали. Их очерки рассеяны, разбросаны по газетным и журнальным страницам. Изредка собраны в книги, которые прочитывались и забывались.
Но они, эти летописцы, в меру своих сил и способностей запечатлели словом подвиги тех, кто осваивал Арктику. Запечатлели для истории. Считаю долгом при случае упомянуть хотя бы о некоторых из них, причем не о самых известных.
…Итак, в 1935-м Макс Зингер был на Лене. А теперь, в 1936-м? На каком он судне?
Тут мой коллега замялся.
— Вы
Я не пытался уточнять. Наверное, это та проводка, о которой все помалкивают.
Так оно и было.
Макс Зингер появился на Диксоне с каравана, который не просматривался с острова в самый сильный бинокль. Оп состоял из эскадренных миноносцев «Сталин» и «Войков», сопровождаемых ледорезом «Литке», транспортом «Анадырь», а также танкерами. Руководил экспедицией Отто Юльевич Шмидт.
Каравану, как и всем остальным судам, путь на восток преградили торосы. Дорогу ему разведывал с воздуха Козлов, искали во льдах «Сибиряков» и «Ленин».
Обо всем этом Зингер подробно рассказал в книге, вышедшей после войны.
В 1978 году опубликовал воспоминания о проводке эсминцев также известный полярник Василий Федорович Бурханов. Вот отрывок из них, относящийся к 1936 году, к тем дням, когда Диксон оказался в ледовой блокаде.
«…Ветер изменил направление. Дрейфующие льды отбросили караван кораблей назад, к островам Скотт-Гансена. Началось сжатие льдов. Острые углы огромных льдин напирали на борта кораблей. Назревала угроза быть раздавленными. Чтобы не допустить повреждений бортов, углы льды взрывали мелкими зарядами аммонала…
Одиннадцать суток шла борьба со льдами. Наконец, 2 сентября 1936 года ветер переменился, и сжатие ослабло. К вечеру, преодолев льды пролива Вилькицкого, отряд устремился на восток. А 24 сентября, выдержав множество других испытаний, наши корабли «Сталин» и «Войков» прибыли в бухту Провидения».
По воспоминаниям, на кораблях распевали популярную песню с несколько измененным текстом:
Мы мирные люди, но наш миноносец пройдет сквозь полярные льды…
До нападения гитлеровской Германии, до Великой Отечественной войны оставалось меньше пяти лет…
Но когда же покинет Диксон наш караван? Неужели вместо похода к Пясине придется возвращаться на Енисей?
И тут хорошую мысль нашему штабу подал Анатолий Дмитриевич Алексеев. Он вернулся с ледовой разведки, где, по его словам, «чуть не впал в состояние анабиоза» от сильной стужи. Отогревшись в нашей судовой бане и попив чайку, летчик вынул из планшетки карту.
— Льды? Чепуха! Зачем было забираться к острову Расторгуева? Берегом, берегом, вот где ищите проход! Тоже мне моряки!
Обидное ударение относилось к тем, кто завел в ледяной тупик корабли, ушедшие было с Диксона на восток.
А в самом деле, почему бы нам не попытаться пройти возле берега? Конечно, фарватер там по-настоящему не обследован, можно напороться на камни. Однако для наших деревяшек, как сострил кто-то, «каждая льдина все равно что мина». И капитан Мецайк подробно расспросил летчика, потом съездил на берег к синоптикам, после чего долго говорил с капитаном Лиханским.
Как раз к нам на теплоход заглянул Боровиков, начальник острова.
— Скоро вы вытряхнетесь? Вон англичане меня пытают: что, мол, за странная мелководная флотилия?