...Выше тележной чеки
Шрифт:
Велегост улыбнулся – кнеж свое дело знал. Теперь его мастера строили вторую крепость у самой мадской границы. Через несколько дней дорога на закат будет надежна закрыта.
– Хвастаться, говоришь? – Кей бросил взгляд на высокую деревянную вежу, на вершине которой еще возились плотники. – Так похвастай, кнеж!
Толстяк удовлетворенно хмыкнул. Миг – и в воздухе сверкнула голубоватая сталь.
– Погляди на этот меч, Кей! Такого меча ты нигде не сыщешь! Все разрубит – и сталь, и тонкий платок. Да не тем он хорош. Щербинку видишь?
Действительно, тонкое, как бритва,
– Прадед мой, кнеж великий Лашко, исщербил этот меч о ваши ворота, когда вступал с войском в Савмат! И теперь во всей земле лехитской нет меча славнее!
Велегосту показалось, что он ослышался. Лехиты брали Кей-город? Когда? И кроме того…
– Исщербил, значит? – усмехнулся Кей. – О ворота?
– Истинно так, и порукой тому…
– Каменные ворота в Савмате построили только тридцать лет назад, при Кее Мезанмире. Или твой прадед его о дерево исщербил?
Толстяк крякнул, крутанул ус и внезапно захохотал:
– Вот я и говорю, не обучены вы, сполоты, хвастать!
…Все шло, как должно. Уже три дня Велегост был на Лосином Бугре, и за это время сделано немало. Сотня латников с тысячником Воротом ушла к мадской границе, дедичи во главе с Ворожко собирали своих кметов, а лазутчики в Духле внимательно следили за тем, что затевает глава Рады.
Хлопот было много, привычных, обыденных, и недавнее путешествие по страшному Колу теперь казалось странным сном. Никто в крепости не знал, куда ездил Кей, и почему из всего отряда вернулись только пятеро. Теперь их стало меньше. Улог, единственный из кметов, кто уцелел, умер на следующую ночь по возвращении. Заснул – а наутро рядом с товарищами лежал уже закоченелый труп.
Стана все еще не пришедшая в себя после случившегося, почти не показывалась из своего шатра, и Лоэн, которому не досталось работы на строительстве, проводил время в долгих беседах с Танэлой. Велегост заметил, что сестра заметно повеселела. Кейна рассказала брату, что Лоэн пытается объяснить, как управляться с Дверью. Румские слова не очень помогали, и риттер то и дело принимался что-то рисовать прямо на земле.
Каждую ночь Велегост ждал Айну, но поленка ни разу ни пришла. Днем же девушка держалась невозмутимо и строго, не говоря ничего сверх того, что полагается кмету.
Были и другие новости. Среди кметов, пришедших с Савасом, Кей сразу же заметил знакомое лицо. Этого молодого парня он встречал в Валине. Полусотник Чемер служил при дворе Палатина, но не тем славился. Чемер, единственный сын Кошика Румийца, считался достойным наследником своего знаменитого отца. Но Велегост вовсе не был рад. Наверно, Палатин прислал этого парня неспроста. Терпеть соглядатая под боком не хотелось, но Кей решил не ссориться раньше времени. На советах Чемер молчал, ни во что не вмешиваясь и не пытаясь ничего подсказывать. Бледное лицо дедича казалось равнодушным и даже сонным, словно Чемеру невыносимо скучно в этих глухих краях. Лишь однажды полусотник обратился к Кею с неожиданной просьбой: не может ли тот дать ему десяток плотников. А еще лучше – полтора десятка, да не простых, а из тех, что поопытнее. Люди требовались на строительстве, но среди новобранцев-харпов
Танэла поселилась в единственном доме, который уже успели выстроить. Правда, до крыши руки еще не дошли, поэтому поверх просто накинули плотную шатровую ткань. Не было и окон – только проемы, даже без рам, но Кейна не жаловалась. Лето было в разгаре, и ночью воздух не успевал остыть.
Когда Велегост зашел, сестра что-то увлеченно чертила на покрытой воском доске. Увидев брата, Кейна улыбнулась и отложила острый стилос.
– Письмо? – Велегост кивнул на восковку. – Кому пишешь, апа?
Танэла покачала головой:
– Учусь. Лоэн кое-что мне объяснил…
– Дверь?
Кей удивленно поглядел на доску. На ней ничего не было, кроме черточек и кружков. Кружки оказались разные – побольше и поменьше.
– Дверь, Стригунок. Я, конечно, очень глупая ученица, но думаю, через месяц-другой все же рискну приложить руку к скале. Дождь сразу не обещаю…
Велегост кивнул. На это он даже и не надеялся. Лоэн сам предложил помощь. Правда, как объяснил риттер, учиться придется не год и не два.
– Вот так и становятся чаклунами. – Танэла кивнула на восковку. – Знаешь, Лоэн считает, что это вовсе не колдовство.
– Думаешь, Лоэн не чаклун?
Кейна усмехнулась:
– Я как-то спросила его. Он, бедняга, даже растерялся. По-моему, он не считает себя чаклуном. Для него Дверь – это вроде мельницы…
– Как?!
– Ну, понимаешь, чтобы стать мельником, тоже надо учиться.
Мельница? Вспомнилось черное, покрытое звездами небо, темные тучи над Савматом, острые вспышки молний…
– Мельники – они и есть первые ворожбиты, апа! Помнишь, что говорил тот старик?
– Что дэрги – нелюди, – спокойно кивнула сестра. – Помню. Знаешь, Зигурд куда больше походит на нелюдя, чем Лоэн.
Спорить не имело смысла, но ведь риттер и не пытался возразить старику!
– Рука, – напомнил он. – Его рука!
– Рука? – Кейна подняла ладонь, по лицу скользнула усмешка. – Выходит, что и я – нава или оборотень? Нет, Стригунок! Мы люди – и я, и ты, и Лоэн. Мы говорили с ним. Помнишь, ты сам рассказывал о Первых?
Кей молча кивнул. Вспомнилась темная поляна, старый Беркут – и светящаяся вежа, когда-то достававшая до Небес. Вежа, разрушенная Всадником-Солнцем.
– Наверно, и я, и Лоэн – потомки Первых, поэтому Дверь и слушается нас. Лоэн рассказывал, что у них есть легенда. Когда-то, очень давно, Бог сотворил землю, а затем слепил из глины первого человека.
– Как Золотой Сокол?
– Да, как Золотой Сокол. У Бога есть слуги – Посланцы. Они стали спускаться на землю и, как бы это сказать, подружились с некоторыми девушками…