100 shades of black and white

Shagel

— Но как же... я не могу...

Хакс вздыхает и смотрит на часы. Тридцать секунд. Из-за этого идиота он потерял уже целых тридцать секунд, которые ему никто не возместит. Пожалуй, стоило бы уволить Митаку. Но как-нибудь в другой раз. Не сейчас.

— Митака! — рявкает Хакс так громко, что за стеной наступает оглушительная тишина. Шорох бумаг, бормотание и вздохи прекращаются.

— Да, посол? — дверь отъезжает в сторону с жалобным скрипом, и на пороге возникает его подчиненный. Совсем не то, что Хакс так хотел увидеть.

—

Вам повезло, что вы новенький, иначе сегодня вас бы уже не было. Запомните, мою гостью следует встречать с улыбкой и предложением чая. А не таким хамством. Это ясно? —ему не следует нервничать или вообще выказывать ярость, хотя Хакс уже просто не может.

— Да, посол, — Митака нервно кивает и испаряется, а на его месте появляется Рей.

Ее тонкий и узкий силуэт, белеющий на фоне темного коридора, кажется еще более невесомым. Призрачным.

Загорелое лицо нахмурено, а в волосах капельки дождя. Да уж, кажется, не он один тут слегка на взводе.

Рей шагает вперед, переступая через порог, и закрывает за собой двери. Щелкает замком и снова поворачивается к Хаксу.

Вместе со щелчком меняется и сама она, лицо разглаживается, и на губах играет легкая улыбка.

— Ну, привет, Хакс, — впервые она говорит с ним. За очень долгих полгода, не меньше, но ее голос навсегда врезался в его память. Как и запах от ее волос, одежды.

Этот тот самый запах, что заполняет кабинет сейчас, сладость цветов и легкий флер дождя.

— Я уже и не думала, что нам придется встретиться, — Рей выпускает здоровенную сумку из руки, позволяя шлепнуться на пол с характерным лязгом — она взяла с собой достаточно игрушек, и принимается расстегивать белое пальто.

— Слишком много всего? — пытается угадать за нее Хакс. Они по-прежнему враги, как это и было всегда. Она по-прежнему ненавидит его за то, что он делает. Но всегда приходит по первому зову.

— Времени, — Рей сдергивает с руки перчатку и интенсивно сжимает и разжимает пальцы. — Времени больше всего. Ну и остального, — добавляет она.

Рей до сих пор носит только белое, и ее простое на вид платье стоит как три его парадных костюма. Больше ничего не изменилось. Волосы собраны в замысловатые пучки, а в ушах поблескивают звезды. Те самые, что ей когда-то подарил Кайло Рен, пообещав, что однажды достанет и настоящие.

— И как ты хочешь сегодня? — она почти не смотрит на него, разве что искоса и мельком, пока снимает с пальцев многочисленные кольца. Аккуратно складывает их в стопочку — белые металлические полоски, среди которых наверняка будет одно, о котором Хакс не захочет думать.

Он смотрит на нее, такую спокойную, практически не изменившуюся за долгое время разлуки, и становится куда легче.

— Как всегда, Рей. Как всегда, — поднимается из-за стола ей навстречу Хакс и протягивает руки.

Когда они скованы за спиной, а во рту кляп, совсем не мешающий дышать,

но не дающий говорить, все мысли сами собой исчезают.

Остаются где-то на уровне световых пятен на обоях — бессмысленные легкие мазки света, без смысла и важности. А в голове пустота.

— Ты давно не расслаблялся, Хакс, — Рей где-то за его спиной. Ее голос то приближается, то отдаляется, кружит, словно она хищник, собравшийся загнать свою жертву до смерти. — Посмотри на себя, мне почти тебя жаль, — она цыкает с сожалением, и по шее царапает прикосновение чего-то острого, колкого.

А через мгновение спину обжигает боль. Пробивает даже через рубашку, которую потом совсем не жалко выбросить, хоть она почти новая и жутко дорогая. Ради Рей ничего не жалко.

Хакс вздрагивает и закрывает глаза. В ноздри бьет запах цветов и дождя, и когда он моргает снова, перед ним Рей. Стоит и смотрит сверху вниз, поигрывает стеком в руке и ждет.

Говорить он не может, поэтому Хакс просто наклоняет голову, опускается все ниже на коленях, чтобы прикоснуться щекой к ее туфле, белой и холодной.

Рей замахивается снова. Бьет по плечам, оставляя набухающие полосы красного.

Она обходит Хакса сбоку, позволяя ее влажному после дождя платью, пахнущему цветами, туманом и ею, касаться его лица.

— Еще? — спрашивает она и взъерошивает его волосы. Ухватывает за пряди, сжимая в кулаке, и тянет назад, заставляя поднять на нее взгляд. — Хочешь еще?

Он кивает. Жаль, что не может просить об этом, просто задыхается от кляпа во рту и кивает, закрывая глаза.

Хакс знает, что ему будет больно. Но ожидание ее еще более невыносимо, поэтому, когда на его спину опускается стек — вжжж! — разрезая воздух со свистом, он не стонет, не вздрагивает и не пытается отстраниться или же закрыться.

Он просто принимает это с благодарностью.

Вместе с болью приходит и уходит пустота.

— Эй, — ее легкое прикосновение возвращает Хакса из небытия. — Ты все еще тут? Подожди, — и Рей опускается на колени рядом, принимаясь развязывать кляп.

От первого вздоха полной грудью кружится голова. Хакс сглатывает, чувствуя, как рот наполняется слюной, и выдыхает сквозь стиснутые зубы.

Больно, слишком больно, и спина превратилась в один сплошной оголенный нерв.

— Сейчас пройдет, — обещает Рей, копается в своей бездонной сумке, отыскивая необходимую баночку. Она снимает наручники и втирает в его кожу бальзам, и боль действительно стихает, а от ее пальцев пахнет мятой.

— С тебя хватит? — она прикусывает губу и изучает его, а в карих глазах мелькает отблеск беспокойства.

— Нет, — хрипло говорит Хакс и облизывает сухие губы. Боль действительно прошла, и теперь он снова может дышать, впервые за бесконечные полгода. Но этого ему мало. Настолько мало, что он вытерпел бы еще.