100 shades of black and white

Shagel

Но местные — хотя кого тут назовешь местным, если не хочется задерживаться в богами проклятом месте даже на день, чтобы не схлопотать заряд бластера в лоб, — клянутся, что сегодня был особенный день.

Чем?

Никто из них не помнит.

====== Boy with one eye (Рэй/Кайло Рен) ======

Комментарий к Boy with one eye (Рэй/Кайло Рен) Вот так всегда. Это была заявка на Горетобер об отсутствующих конечностях, но они тут все. Посыпаю голову пеплом, хотя я ни капельки не расстроена тем, что вышло))))

Когда они оба заходят в лифт, и двери за ними

бесшумно захлопываются, надежно отрезая от остального мира, слишком яркого, многоголосого, Рэй устало вздыхает и отступает назад.

Позволяет себе расслабиться и сгорбить плечи, которые все еще ломит от тесного парадного платья, и запустить руку в волосы. Как назло, они закручены, надежно закреплены на затылке добрым десятком острых шпилек, и просто так от них не избавиться. Разве что снять скальп.

— Дай я, — позади нее беззлобно ворчит Рен и прикасается к ее волосам. — Ты сейчас себя поранишь.

— Кто виноват, что эти прически слишком сложные. Моя воля, и я бы просто носила их распущенными, — слегка жалуется Рэй. Жаловаться ей, в общем-то не положено, не та работа — стой себе красиво и отсвечивай на фоне Бена Соло, создавая повышенное настроение.

— Так нельзя, ты же знаешь, — Рен с легкостью принимается за шпильки, выпутывая их из завитков и отбрасывает на пол. Они звенят, сталкиваясь с камнем, и разбрасывают золотистые блики на стены, на ее платье, на ее руки, почему-то сейчас вызывая воспоминания о Джакку. И о свободе, как некстати.

— Твоя мать будет ругаться, — Рэй хмыкает и позволяет себе чуть опереться на Рена, самую малость, чтобы не дать ему вообразить, будто она смертельно устала, хотя это так.

— Моя мать может отправляться в задницу, ты же знаешь. Она переживет, — Рен качает головой и отбрасывает еще одну золотую раздвоенную иглу. Та летит в панель, задевая сенсоры, и лифт сам собой останавливается.

Так мягко и нежно, что Рэй не успевает даже подумать об этом. И о том, что их ждут на приеме в честь дня рождения Принцессы. О том, что руки Рена покидают место, где им положено быть, и добираются до застежки ее платья.

— Эй... — она поворачивается к нему, когда ее платье уже наполовину сползает с груди, держась разве что за напрягшиеся соски — тело всегда так предательски реагирует на прикосновения Рена, всегда, — и округляет глаза. — Мы не можем.

Она может распинаться еще минуту, две, пять или десять. Хотя их всегда есть на что потратить. На поцелуи, например.

Рен смотрит на нее сверху вниз, один он умеет так делать, заставляя Рэй нервничать — что в его взгляде: осуждение, нетерпение или всего лишь попытка поиздеваться над нею? А затем подмигивает, своим единственным глазом, не скрытым под черной повязкой.

— Кайло...

— Тшш... — он закрывает ей рот ладонью. — Ты тратишь слишком много воздуха на бесполезные вещи, Рэй, — ему нравится трогать ее, и она прекрасно видит это. Пятна румянца на бледной коже, расширенное пятно зрачка, такого черного, что за ним и радужку не найдешь. И прикосновения, аккуратные, легкие, словно невзначай стягивающие ткань к талии, чтобы иметь

возможность дотронуться до соска. Сперва кончиками пальца, заставляя Рэй вздохнуть и дернуться — то ли навстречу, то ли назад, она и сама не знает, — а затем, наклонившись, зубами, чуть прикусывая.

Рэй стонет, и уже еле держится в его руках, так что приходится оттолкнуть ее назад, к дверям замершего лифта, залитым радужным светом от ее разбросанных заколок.

Позволить прислониться к холодной поверхности обнаженной спиной, и она дрожит еще сильнее.

Спутанные волосы, наполовину освобожденные от плена прически, ей идут, делают ее беззащитной, словно она его пленница, запертая в золоченой коробочке в тишине, и кроме них двоих больше никого нет.

— Но я не... — она и выдохнуть не успевает, когда он становится на колени перед нею, задирая подол вверх и проводя ладонями по бедрам. Снизу вверх, еще медленнее, слегка сжимая пальцы и оставляя на золотистой коже следы. Ее белье для Рена не помеха и он слегка сдвигает трусики, облизывая пальцы, засовывая их внутрь.

Эта пытка ее любимая, и Рэй с удовольствием подается навстречу каждому движению, она ахает и стонет, бьется затылком о поверхность двери, но даже не чувствует боли.

Какая боль, когда весь мир затапливает свет, падающий сверху водопадом, и в центре его лицо Рена, напряженное, сосредоточенное. Старый шрам, перечеркнувший лицо пополам, прячется под повязкой, и Рэй просит — шепотом, вслух ли, или может всего лишь в мыслях — сними ее.

Сними...

— Сделай это сама, — предлагает Рен. Ему меньше всего хочется отрываться от ее тела ради какой-то повязки, так что приходится самой.

Черная ткань сьезжает в сторону, открывая спрятанный под нею глаз, совсем даже не поврежденный, но уж точно не обычный. Он, в отличие от другого, не темный, он светится ситхским золотом, переливается огненными искрами, и Рэй вздрагивает снова.

Не потому, что ее уже почти накрывает оргазмом — а это всего лишь пальцы, даже не язык, — а потому что от бывшего сына Принцессы не остается ровным счетом ничего.

Это Кайло Рен, тот самый, что пришел за нею когда-то, что держал в плену, что предлагал разделить с ним мир, пополам, а затем и вовсе бросил к ее ногам, потому что ему было не жалко.

Он не раздевается — на это нет времени, их точно уже хватились — просто расстегивает штаны, стягивая их к коленям вместе с бельем. Он тянет Рэй на себя, такую слабую, что она не знает, удержится ли на ногах, и она опускается к нему, на него.

Раскачивается на бедрах, задевая член, раздразнивая, раззадоривая.

— Рэй... — он умоляет, и она внезапно показывает язык. Это их старая добрая игра, и ею нужно насладиться сполна.

Но, когда ей надоедает его мучать, а внутри все разгорается сильнее — потому что треклятый Рен не умеет держать руки при себе, они всегда там, где им не положено быть, где они нужнее всего, — Рэй направляет его член в себя. Начинает двигаться быстрее, подбирая верный темп, и под ее коленом, упершимся в пол, хрустит разломанная заколка.