100 свиданий с ведьмаком
Шрифт:
— Пойдем, — сказал метаморф ведьмаку. — Штаны запасные взял? А то… мало ли.
— Обойдусь, — фыркнул Веденеев.
— Зачем тебе? — спросил Аун по дороге.
— Личное это.
— Да неужели? Небось, как тот идиот, хочешь силу немереную от Нави получить? Силу Немереную! — передразнил он интонацию сгинувшего мага. — Я ведь вам, ведьмакам, про трещину говорил. Хоть бы кто пришел. А ведь это работа ваша.
— Пробоев не было, — немного виновато ответил Елисей. — Через трещины проходит нечисть, а у вас ее нет.
— Дураки вы, ведьмаки, совсем
Веденеев почесал в затылке и смущенно произнес:
— И я… в сегодня лет!
… Они шли по кварталу под прикрытием магии. Веденеев щедро расходовал ауру. И, видимо, решил по пути поддержать светский разговор:
— Аун, а зачем ты к упырям подался? Что тут у них хорошего?
— Дома у меня тоже ничего хорошего, — метаморф ответил нехотя, но вежливо, решив с ведь-магом не ссорится. Вдруг выживет, один раз уже пригодился. — Нас мало осталось.
— Э-э-э, — протянул Веденеев. — Это потому что у вас там какие-то странные брачные обычаи?
Аун повел плечом: как бы да, а как бы и нет.
— А, ну да. Вы ж жутко древние. Как драконы, — ведьмак сам докумекал.
— Гораздо древнее. А вымираем мы, потому что многие считают нас злом, подлежащим истреблению.
Они прошагали под железнодорожным мостом. Ведьмак смущенно крякнул. Ну да, считают. Метаморфы свою способность принимать любой облик не всегда во благо другим используют. Хорошо, что сильны они только ночью, днем удерживать чужой вид практически невозможно — солнце Ярило на то и бог древний, чтобы ложное разоблачать. Только в сказках вампиры могут оборачиваться нетопырями и страшатся солнечного света. Не могут, солнце не любят, но и в прах от него не рассыпаются. Путешествуют, как все, только не верхом, поскольку кони их боятся. Мир у них архаичный, почти без технологий, в которых упыри не особо нуждаются. Они поработили все народы в своем мире, но тщательно берегут «пищевые ресурсы». И всегда побеждают в войнах с человечеством.
— Пришли?
— Угу. Давай кровь. И еще кое-что: в этот раз ждать никого не буду. Сгинешь — там и останешься. Могу разве что… сообщить кому
Веденеев согласился со всеми условиями и дал адрес Иззы. Аун вновь испытал чувство уважения. Молодой ведьмак, а кровь брал — рука не дрожала.
— Как она выглядит? — процедил ведьмак, оглядываясь на вход в подземный грот.
— Как… лужа, — коротко объяснил Аун. — Черная. Солнце садится. Тебе пора, — бросил метаморф и исчез в тенях между скал.
… Елисей прервал рассказ, обвел взглядом слушателей. Дворфы сидели, раскрыв рты, даже Клят.
— Что это за место? — не выдержал Изя.
— Страшное, — замогильным голосом сообщил Еся.
Это сейчас рассказ о вылазке в Багровый Есю почти забавлял, а тогда и впрямь было чувство, что в склеп входит. Грела лишь одна
Жаль, что кицуне ушел. Дворфы дружно с Елисеем согласились и продолжали слушать. Предысторию ведьмак им уже рассказал. Они не удивились. Догадывались, что Марья заодно с отцом.
… Он долго спускался в темноте, трансформировав зрачки. Чутье вело само. И чем дальше Еся заходил, тем гаже было на душе. В голову полезли скверные мыслишки, тоскливые, безысходные: жизнь коротка, бессмысленна. Все его хлопоты напрасны. Ну что он выяснил, кружа по городу? Ничего почти. Ни одной загадки не разгадал. Последняя зацепка здесь. С Навью говорить? Серьезно? Смысла нет. Счастья нет. Любви тоже. А вот с последним Еся мог бы теперь поспорить. И это помогло дойти до цели.
Подземный ход закончился светлой пещерой. Сколько Еся не смотрел по сторонам, не мог определить источник мягкого, словно от пламени сотен свечей, света. У ног Елисея лежала черная вода, блестящая, будто ртуть. Плескалась о камни без ветра, не оставляя на них влаги. Тянуло к ней прикоснуться. И пахло, как после грозы. Трещина. Странная только.
— Эй, — прокашлявшись, обратился к озеру Еся. — Есть тут кто? Мы вроде как в прошлый раз разговор не закончили.
Никто ему не ответил. Еся уже решил, что пришел зря (не без облегчения), и только через пару минут, слегка похолодев, заметил, что его отражение в луже не повторяет движений, а смотрит неподвижно и внимательно, наклонив голову к плечу. И глаза… глаза у зеркального Елисея были черные, без зрачка, как два непроницаемых пятна.
— Отчего же? — спросила Навь, двигая губами в Есином отражении. — Закончили. Ты, ведьмак, очень нам помог.
— Я… помог? — хрипло переспросил Елисей.
— Вещь нам в руки дал, Черной Лебеди принадлежавшую. Она на ней свое Дыхание оставила.
— Диа…дему? — дав петуха, спросил Еся.
— Диадему, — Навь согласно кивнула.
Общаться с самим собой было не просто жутко — аномально жутко! От того, что тон отражения был по-человечески деловой, снисходительный даже, разговор был за гранью осознания.
— Серебро яд не хранит, а вот камни его впитали. Отпечаток магический у Лебеди… характерный. Дочь колдуна его не раз за собой оставляла. Отыщем.
— Яд?
— Не надоело попугаем повторять? — лениво осведомилась Навь. — Зачем пришел? Беспокоишься? Правильно, повод есть. Деве Вещей, которой диадемы предназначалась, повезло, что Источник ее еще в детстве принял. От Темного Дыхания спасения нет. Оно или убивает, или уводит за грань. Сами мы Хранительнице не враги, если ты с этим явился. Мы равновесие соблюдаем, нам бы обещанное получить. А вот Лебедь ее в покое не оставит.