125 rus

Ефименко Анна Олеговна

Предварительно я спрятала один из пистолетов Миры себе за ремень. Когда я навела

на Ника холодный ствол, тот чуть не свалился с дивана. От страха и удивления

одновременно.

– А ну-ка дай мне посмотреть, плиз! – заныл парень.

– Ни фига, - я хлопнула его по руке, - ты даже не представляешь, что это такое. Если

из него выстрелить

в человека, то он умрет, но не от пули, а от инфаркта. А кровь и

раны моментально исчезают… Это выносит мне мозг каждый раз, когда я вижу Миру

после задания! Черт, ты представь себе! Никаких доказательств убийства!

– Ань, что за бабкины сказки? – Ник был явно разочарован.

– Ты мне не веришь?

– Ни капельки!

– Возможно, ты хочешь испытать это на себе?

Юноша озадачился. Осторожность вступила в схватку с любопытством и, как это

было характерно для нашего зеленого возраста, проиграла.

– Давай ты стрельнешь мне в ногу, а? – Нику казалось, что его задумка была

гениальной, - если это то, о чем ты говоришь, то следов не останется и нога будет в

порядке… Да, в ногу давай.

– Ты точно в этом уверен? – я испытующе посмотрела на него и выкинула главный

козырь, - не боишься?

Получив отрицательный ответ, я отошла немного назад и прицелилась в колено Ника.

Как Мира, должно быть, прикольно себя чувствует, расхаживая с такой штуковиной. Я

мельком увидела в зеркале себя – невероятно крутая, высокая, худосочная, с черной

пушкой в руках… Может попросить Миру научить меня стрелять? Кто знает,

возможно, я стану профи в этом деле… Мой бог, как классно я смотрелась в своем

отражении… И я выстрелила.

Никита заорал. Какое-то месиво ругательств и просто нечленораздельных воплей.

Кровища, господи, сколько крови! Черт! Чертова коленка! Его нога повисла, как

резиновый шланг, сам он не переставая вопил. Я побежала вызывать скорую, когда

вернулась в комнату, Ник отключился. Кажется, это называют болевым шоком… Я

дозвонилась до Миры, поднялся дикий переполох, мне было велено положить пистолет на

место и дожидаться

старших. Родители и Мира смогли как-то замять случившееся.

Никиту увезли в больницу. Меня посадили под домашний арест и запретили слушать

музыку (все знали, какое наказание будет для меня самым тяжелым). Я безвылазно

торчала дома, по-прежнему не ела и представляла, будто живу в осажденном

Ленинграде, где нельзя выйти на улицу, так как фашисты обстреливают город. По ночам

я открывала окно и пыталась учуять воздух, долетавший с моря-океана. Ветер свободы.

Где-то в бескрайнем океане живет мой братик и ждет меня. Он родился на два года

раньше меня и умер. Я случайно узнала об этом от Миры, потому что ни мама, ни папа

сами мне об этом не рассказывали. Наверное, если бы мой братик был жив, мы вдвоем

играли бы в блокадный Ленинград, и он приносил бы мне сухарики с кухни, и я бы ела их из

его рук, такая слабая и измученная рок-гитаристка Аня Пэйдж. Мы бы с братиком

тайком курили на балконе мамины сигареты, я бы ему первому играла свои новые

песенки, а он бы советовал мне, какие книжки стоит прочитать… В принципе, все это я

делала сама для себя, становясь чем старше, тем все более и более одинокой. Но, по

крайней мере, единственный плюс был в том, что я всегда оставалась невероятно худой.

Потому что не переставала надеяться на то, что братик Андрейка все же прорвет

блокаду и по дороге жизни привезет мне со дна Тихого океана суши, сашими и водоросли-

Чуку. Отсутствие Андрейки в моей реальной жизни постоянно терзало меня и выносило

к чертям собачьим мои мозги.

Спустя неделю или около того после печального случая с Никитой, Мира перестала

разговаривать. Она быстро покидала свои вещи в сумку и опять куда-то улетела. Мы

долго ее не видели, но потом она вернулась и вела себя как ни в чем ни бывало. Я спросила

у мамы, почему в моих руках пистолет Миры стрелял как обычный. Маме не хотелось

возвращаться к этому происшествию, поэтому она отрезала: «Потому что ты – не

Мира», тем самым намекая на то, что разговор окончен. Но я не унималась и решила