125 rus
Шрифт:
сидели в зале ожидания, ели купленные в кафе сэндвичи с курицей и запивали
растворимым кофе. Жан-Батист выглядел расстроенным, он всегда подозревал, что его
подчиненные затевают что-то недоброе в его отсутствие, и в конечном итоге эти
подозрения подтвердились. Его рейс объявили, мы обнялись. Я сказала «au revoir» с
акцентом, как всегда, и он как всегда рассмеялся. Высокий, худощавый, кареглазый – это
был все тот же француз из издательства, как и много лет назад… Больше я никогда не
видела его живым.
Спустя
Франции, в Аквитании. Я присутствовала на опознании тела – и, о чудо, опознала. Это
действительно был он, Жан-Батист, мой любимый муж, мой герой, свет жизни моей. Но я
ни разу не плакала, даже на похоронах. Солдат Мира никогда не плачет. Я запрещала себе
думать о его смерти. Говорила всем, что он просто уехал домой, во Францию и не
вернулся. По сути дела это так и было. Жан-Батист умер для всех, кроме меня, я
отказалась принимать это как данность, как неоспоримый факт, заключение
патологоанатома. Потому что этот конопатый медик констатировал смерть в результате
пулевого ранения в область сердца. Самая дорогая для меня кровь, неоцениваемая ни в
йенах, ни в евро, ни в рублях, выливалась прочь, наверх, наружу, на свет божий, и с ней
уходила жизнь моего Жан-Батиста. Но я не верю в это, потому что, где бы он ни был
сейчас по мнению великих умов медицины, философии и теологии, он навсегда остался
рядом со мной. Потому что на его груди, на его одежде я видела не кровь – то были капли
молодого красного вина Божоле Нуво, с полных пульсирующей жизни виноградных лоз, с
прогретых и умиротворенных сладкими летними вечерами полей, и теплых под уставшим
солнцем проселочных шоссе, и телеграфных столбов на юго-западе Франции.
Глава 14.
«О» - Океан
«Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь - и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас ее; он нудит нас и просит...
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.»
(Ф.И.Тютчев)
* * *
(ЗАПИСЬ, НАЙДЕННАЯ В ДИКТОФОНЕ АНИ):
«Да никто и не удивится, что в детстве я была влюблена в Жан-Батиста. Высокий,
стройный, темноглазый… Вот времена были… Сидим мы, бывало, вечером с мамой и
папой, ужинаем, разговариваем… В общем, все как у людей. И вдруг в дверь звонят. Один
из предков идет открывать, потом сразу шум, возня, восклицания «Мира!... Жан-
Батист!...» И эта парочка к нам заваливается наперевес со своими огнеметами и
гранатами. Двухкомнатная квартира идеальна для трех человек, но пять – это уже
перебор. Мира с мужем как всегда с самолета, рейсы по сто пятьдесят часов с одного
края света на другой. И как всегда без приглашения. Сколько раз папа предлагал их
встретить в аэропорту – так нет, им это неудобно, не хочется нас стеснять и
напрягать. А вот так ни с того ни с сего нагрянуть в ночи – это самое оно. Сумки
раскрываются и разбираются по шкафам и полочкам, вино ставится на стол,
распахивается окно и на подоконник водружается пепельница. Взрослые отмечают
встречу. Теплая интернациональная дружба, подкрепленная забродившим виноградным
соком и обоймой патронов. Русская бизнес-вуман, русский пианист, японская киллерша и,
наконец, поставщик оружия из Франции.
О черт! Как он мне нравился, черт возьми. Они с Мирой были идеальной парой. Я бы
никогда не стала его возлюбленной. Даже исходя из параметров внешности: уже тогда я
ходила в школу с пацификом на шее, с ногтями, накрашенными черным лаком и с плеером,
в котором играл извечный хард-рок. У меня были длинные черные волосы и фигура
пленника Освенцима. Мне хотелось быть рок-звездой. Да я и есть рок-звезда, пусть и до