125 rus
Шрифт:
Тебя не было со мной изначально, но ты всегда была со мной, я нашел тебя, в синей
замшевой тайге, ты хвостом жар-птицы мелькнула по черному небу, и я успел ухватиться.
Так почему вся вселенная хочет сейчас, чтобы я разжал пальцы, почему я должен тебя
отпустить?
Это твой выбор, добровольная просьба тебя, в нетерпении подкатывающей глаза и
нервно дергающей плечом. Я незначителен. Прислужник. Придворный летописец,
отекстовывал твои гипнотические откровения. Ах-да, мой Владивосток,
перед действительностью, стремлюсь утвердиться по-другому и что есть силы копаю яму.
С размаху бью лопатой, я силен, я агрессивен. Готовлю могилу моей любимой жизни –
там не тесно лежать? Вложи мне в рот тайный магический символ, безумная ведьма, и
пусть я заговорю. Пусть я спрошу «почему?» миллион раз, отче наш на небесах
ухмыльнется и миллион раз ответит мне «потому что». Потому что ты умерла. Потому я и
должен тебя отпустить. Потому что ты сама так захотела. Ты все решала одна, но за всех.
Дай я тебя обниму напоследок. Ты хилая и не сопротивляешься. И не обнимаешь меня
в ответ. Вот так я тебе нужен. Обними меня, я тебя умоляю. Я тебя люблю. Мы блевали
кровью и плакали, глядя на облака, мы занимались любовью на полу в моем номере, и
мерзкое ковровое покрытие царапало локти, мы ездили на Хасан, где ты сияла и сверкала
на закате. А сейчас я сам лежу на земле, на листве и кедровых иголках, а ты ничего не
слышишь. Вцепился в лацканы твоего пиджака, с мясом выдираю пуговицы и падаю,
падаю в ткань, в нее въелся вишневый запах, и кожа, ну кто сравнивает кожу любимой с
атласом-бархатом-шелком? Кожа любимой – пергамент, мертвецки-бледная папиросная
бумага! Вот тут идут вены, там – артерии. Все напоказ, анатомический театр в спичечном
коробке. Зарыться носом в волосы, прокусить обертку сигаретной шеи – эй, тебе даже не
больно?! Ответь, пожалуйста. Вернись. На час, на одну минуту – мне больше ничего на
свете не нужно. Я буду трясти тебя вот так же, за плечи, пока ты не проснешься, очнись,
не то я не знаю, что сделаю с тобой. Да что я сделаю.
Когда ты ушла тогда в неизвестном мне направлении, сделала исподтишка пакость,
нож в спину, удар ниже пояса, мне хотелось тебя убить. Сейчас мне хочется тебя убить,
потому что ты мертва. Мне хочется тебя убить, именно так. Я не хочу писать о твоей
смерти.
* * *
Мы закопали ее. Похоронили в парке. В Уссурийске я познакомился с Аней, здесь же с
ней и расстался. Теперь уже навсегда.
Все аллеи парка сходились в одной точке – у внушительных размеров скульптуры
черепахи.
Между головой и панцирем древний скульптор сделал особую выемку, в которую сейчас
набралась дождевая вода и первые упавшие листья.
– На этом месте ее и раскопали, - сказала Мира, беря меня под руку, - археологи нашли
здесь эту статую – культурный памятник эпохи Бохай. Датируют двенадцатым веком. Ты
что-нибудь знаешь о Бохайском царстве, Аякс?
Я знал слишком мало, чтобы ответить положительно. И был более озабочен
сопоставлением раскапывания древностей и закапывания молодой жизни. Под давлением
последних событий. Не мог переключиться так быстро на экскурс в историю. Мне далеко
до Миры.
– Не знаешь? Жаль, - продолжила она, - обязательно почитай об этом на досуге. Очень
интересно. История вообще – интересная вещь. Они устанавливали такие каменные
изваянья на могилах лиц императорской фамилии Чжурджэньского государства –черепаха
олицетворение долговечности. Я именно поэтому выбрала это самое место сегодня.
Слово «сегодня» создавало и вовсе зловещую картину. Я старался не встречаться с
Мирой взглядом.
На востоке начинало светать.
Глава 24.
«Ш» - Шамора
«Шамора, Лучинза (Лазурная) – бухта в Уссурийском заливе на территории
Владивостокского горсовета. Название китайское, образовано компонентами: ша –
песок, мо – сыпучий песок, эр – суффикс. Гидроним Шамоэр означает Мелкий песок.
Второе название бухты образовано компонентами: лу –зеленый, цинь –скала, цзы –
суффикс. Лучиньцзы – Зеленый Мыс.»
(источник: Словарь китайских и китаизированных топонимов на территории Дальнего
Востока)
Время крутилось вперед.
Однажды Мира предложила побродить-поговорить на Шаморе. Я оставил машину у
кафе-шашлычной, позади стройного ряда туристических домиков. Мира сидела на
пустынном пляже и читала телепрограмму на грядущую неделю. Ветер, по-вечернему
зябкий, шерудил по песку сухие ломаные водоросли.
Утром она постучала в мой номер. Сказала: «А ты что, не знал, что мы соседи?». Мира
отлично понимала сурдоязык, поэтому у меня больше не было нужды впопыхах копаться