125 rus
Шрифт:
глаз и спокойным, ровным голосом безо всякого (что поразило меня больше всего)
акцента сказала:
– Садись сюда за руль. Поехали в Уссурийск.
Для первого приветствия не очень. В чем же я провинился так сильно, что
искоренительница зла наставила на меня пушку? Или это просто угроза? Я решил
попробовать спрятаться за уже привычной маской немого Юшки, вдруг прокатит.
Выпучил глаза в страшном испуге и на языке жестов сварганил два предложения: «Ты –
Мира?
Кажется, ее это удивило. Буркнув что-то и серии «ну не хочешь по-нормальному,
будем тогда по-ненормальному», она, продолжая сжимать пистолет в правой руке, левой
же на чистейшем глухонемом (тут уже была моя очередь удивляться) нарисовала мне
ответ: «Да я Мира ты должен ехать в Уссурийск».
Далее последовала безмолвная беседа, которую лучше записать в драматической
транскрипции.
Аякс. Почему?
Мира. Я уже сказала, ты должен.
Аякс. Это машина Ани.
Мира. Да.
Аякс. Где Аня?
Мира. В машине.
Аякс(указывает на лобовое стекло). Там никого нет!
Мира. Я покажу тебе Аню.
Аякс(подозрительно). Не верю. Ты убьешь меня, как только я отвернусь.
Мира(с улыбкой). Я могу убить тебя прямо сейчас, глядя тебе в глаза. Если ты мне не
веришь, открой машину и посмотри сам.
Я дернул дверь пикапа. На сидении лежала Аня, свернувшись в клубок и закрыв глаза.
Будто бы очень крепко спит. Ключевое слово «будто бы». Асфальт плавился, как и
солнце, я намертво прилип к земле. Вытаскивай ноги. Сначала одну, потом другую. Так я
смог повернуться в сторону Миры опять. Мои руки не слушались, но спросили у нее: «Что
это за херня, объясни мне». Мне, ткнул себя в грудь. Мне.
Мира вздохнула. И вновь ровным голосом, без всякого акцента, абсолютно спокойным
голосом, лишенным даже интонаций, сказала:
– Послушай меня. Нам всем сейчас надо ехать в Уссурийск. Втроем. По дороге я
расскажу тебе все от начала до конца. Я знаю про тебя, Аня говорила мне, и я тебя видела
– ты живешь за стенку от меня в гостинице. Не нервничай, все будет хорошо. Просто тебе
надо сесть за руль и поехать туда, понимаешь. А если я тебя хлопну, то никто и не
хватится о тебе, начитанный томный юноша. Кому ты нужен? Пожалуйста, не возражай и
постарайся мне поверить. Я говорю правду.
Я растерянно пожал плечами, махнул на микроавтобус – а мою машину куда девать?
Мира попросила
неподалеку стоянка. Автостоянка в полях и лугах. Что мне оставалось делать? Протянул
ей ключи от Ларго. Сам сел в пикап на водительское место.
Теперь Аня никуда от меня не убежит. Больше никогда.
Я положил ее голову себе на колени, надел на нее свои солнцезащитные очки, совсем
будто спит. Ее тело было завернуто в бесформенный черный плащ, я раскрыл его, вся
ткань в крови. У меня пальцы от одного прикосновения стали бордовыми. В салоне стоял
этот удушающий кровавый запах. Вечер угасал, я сидел за рулем неподвижной Toyota
Hilux, наперекосяк вставшей посередине проселочного шоссе, обнимая истекающий
кровью труп моей любимой девочки, такой же неподвижный, как и машина, такой же
застывший, как этот бесконечный летний вечер. Едкий запах крови, разбавленный
сладкими клеверовыми напевами с полей. И телеграфные столбы. Дорога совсем пустая.
Время остановилось. Было бы забавно, если бы сейчас к нам подъехал патруль. Шикарное
зрелище.
Я открыл бардачок в надежде найти там свои дневники, переписанные чужой рукой в
роман. Естественно, в бардачке, кроме компакт-дисков, больше ничего не было.
* * *
Дружок, вот я тебя нашел снова. Опять в этом же авто. Только теперь я веду. Еще
полчаса назад ругал тебя последними словами. Вчера проклинал, мечтал вытравить тебя
из моей головы. Кидался вещами. Но, тем не менее, беззвучно ныл и скрипел: «Отдайте ее
мне хоть на секундочку». Вот теперь мы вместе. Снова. Лапка обессилила, беру ее своей,
и никакой ответной реакции: локоток не напрягается, запястье не вертится, пальчики не
сжимают мою руку. Совсем никакая Аня.
Я не знаю, как писать о твоей смерти.
Скомканная, завернутая наспех в эти черные лохмотья, сломанная, коленки прижала –
вот момент истины. Полевые цветочки поют тебе колыбельную. Колокольчики и
мышиный горошек. Спящая красавица в моих темных очках – в них никто не догадается о
том, что тебя тут больше нет. Ты такая невозможная! Если бы тебя забальзамировать и
таскать с собой, я все равно буду недоволен – ты не будешь чертыхаться и выворачивать
ладони. Никакого выбора не оставляешь. Я не знаю, как писать о твоей смерти.
Пожалуйста, можно я напишу об это поменьше?
Мира открыла дверь с левой стороны, кинула мне ключи от обеих тачек. Валяй,
поехали. Она перетянула Аню на свое кресло, та упала на Мирино плечо, и осталась так