125 rus

Ефименко Анна Олеговна

лежать. Гони в Уссурийск. Почему именно Уссурийск? Что вообще происходит? Заводи

мотор.

Мы ехали уже примерно с полчаса, когда душную тишину-плотину наконец-то

прорвало.

– Короче говоря, так, - начала Мира, - она ушла от тебя, потому что хотела по-быстрому

заскочить к родителям и вернуться обратно, но блиц-визита не получилось, и мать заперла

ее в комнате. Потом она помирилась с матерью, зато поругалась с отцом. Сегодня это

было. Звонит она мне, кричит

в трубку, слов не разобрать, и плачет, и ругается. Всё

просит приехать и убить его, отца то бишь. Убей его или я с балкона выброшусь, говорит.

Я приехала. Поднялась по ступенькам, перезарядила пистолет на всякий случай. Звоню

в дверь – никто не открывает. Вышибла дверь. Там Аня вся в слезах, одежду свою в

чемодан кидает. Папа сказал ей убираться из его дома. «Ну и кто он после этого, Мира?» -

меня спрашивает. Нехороший человек, совсем нехороший. И гостям-то так не скажешь. А

тут ребенку. Она плачет и плачет, а на меня детские слезы всегда ужасно действовали.

Короче, я прикончила его.

Аня говорит мне, что сейчас поедем во Владивосток, к ее парню в гостиницу, его зовут

Аякс – про тебя, в общем, говорит. Я ее спрашиваю, ты все собрала? Она такая, один

момент, еще кое-что… И берет отцовское электронное пианино… Синтезаторы такие

бывают, ну ты знаешь, наверное. Пианино легкое, можно спокойно нести в руках. И книгу

взяла. «Словарь китайских топонимов на Дальнем Востоке». Аня просила папу сделать ей

копию, а ему все некогда было… Вот наконец-то всё и получила… И пианино, и словарь.

Да только этим дело не закончилось…

Мира открыла окно и закурила сигарету. Вздохнула. Глядела куда-то вдаль, на

нескончаемую вереницу столбов вдоль дороги, на раннее ночное небо.

– Мы почти вышли из подъезда, как она остановила меня, - продолжила Мира, - «Эй,

Мира, постой, слушай, мне так плохо… Вот что сейчас дальше будет? Можно и мать

убить, и тетю, и Аякса. И кого угодно. Скольких ты уже по моей просьбе пристрелила? А

выход где, Мира? Нет выхода. Ты это… почему бы тебе не убить меня лучше?»

Я на нее как на сумасшедшую смотрю: Аня, ты чего? Она хитро так прищурилась: «Это

приказ». Знает, что я выполню любую, даже самую безрассудную просьбу. Потом Аня

подошла ко мне вплотную, прошептала: «Мне правда так будет лучше. Я умоляю тебя –

убей меня, Мира».

И я надела глушитель, чтобы соседей не пугать. Все вещи стояли на лестничной клетке.

И я ее убила. Да, сама. Просто так, она меня попросила, я выполнила. Конец истории. Аня

умерла от огнестрельного

ранения в область сердца. Так же, как мой муж Жан-Батист.

Она пошатнулась, упала, я села рядом с ней, задала такой глупый вопрос… Спросила: «Не

больно, нет?» Она еще нашла силы улыбнуться. Сказала тихо, опять шепотом: «Больше

никакого рок-н-ролла». И закрыла глаза. Конец истории, Аякс. Думай обо мне что хочешь,

тебе никогда не понять ни меня, ни Аню, ты даже самого себя вряд ли сможешь понять до

полного осознания, кто ты на самом деле.

Прости, Аякс, я не хотела тебя ни пугать, ни расстраивать. Так получилось.

Сумимасен!27 Не ищи виноватых. Все виноватые мертвы. Вот сейчас, за тем поворотом

будет дорога прямо в Уссурийск. Доедем до парка, там и остановимся.

Это был последний уровень игры, Level III в Бескупюрном Житии Преподобной Миры.

27 яп. «Извини» (букв. «нет мне прощения»)

* * *

Для чего пикапу нужен кузов? Чтобы перевозить канистры для зарождения дружбы, и

лопаты – для проведения погребальных обрядов.

И теперь я должен тебя вот так отпустить? Собрав тебя по кусочкам из ничего, по

интонациям и непроизнесенным словам, по гласным и согласным (и даже по

несогласным), я приписывал тебе все, что можно и нельзя, то, как ты собирала тулузские

фиалки в эпоху реставрации или как мы вдвоем брали Берлин в 1945, ты –слева: сторона

чувственная, я – справа: область разума. Ты вздыхала, чтобы набрать в свои тщедушные

легкие побольше сил и вымолвить следующий набор таких сложных слогов. И потом ты

улыбалась, когда у тебя что-то не получалось, или когда ты не туда ставила ударение.

Твою улыбку я придумал, когда впервые нажал play и выслушал бредовую тираду про

суровые щупальца могучего осьминога-Владивостока. А потом моя выдумка совпала с

реальностью, когда ты смеялась, ты всегда слегка запрокидывала голову и продолжала

смотреть в глаза собеседнику, я ведь был твоим собеседником тоже, если можно так

выразиться. Окей: я был твоим слушателем, внимательным и преданным, не то что эта

публика в грязных заплеванных клубах. Я создал тебя из пустоты, поскоблив по

задворкам собственных мыслей, я выстрогал тебя из своего ребра, и ты-настоящая просто

вдохнула жизнь в получившуюся костяную скульптурку.

Ты, плоть от плоти моей, марионетка на курьих ножках, забродившая кровь молодого

вина, зверенок трусливый, но наглый, все мое сердце целиком и без остатка! Аня! Какое

заурядное имя. Моё немногим лучше, но я-то хоть взял себе античный псевдоним. Аня.