13 диалогов о психологии

Е.Е. Соколова

их смерти. А почему племя так беспокоится из-за того, что будет смущен покой их вождей?

Очевидно, потому, что … благополучие племени, его процветание, даже самое его

существование зависят, опять-таки в силу мистической “партиципации”, от состояния живых

или мертвых вождей [1,с. 243].

С: Практически одни и те же факты!

А.: Но им дается совершенно разное объяснение.

Э.Б. Тайлор: Тайноведение зиждется на ассоциации идей — способности, которая лежит в самом основании человеческого разума, но в немалой степени также и человеческого неразумия. В этом ключ к пониманию магии. Человек еще в низшем умственном состоянии научился соединять в мысли те вещи, которые он находил связанными между собой в действительности. Однако в дальнейшем он ошибочно извратил эту связь, заключив, что ассоциация в мысли должна предполагать такую же связь и в действительности [4, с. 94]. А.: Таким образом,

Тайлор настаивает на чисто рационалистическом объяснении магии. Леви-Брюль же предполагает, что познание первобытного человека носит не логический, а пралогический характер, то есть имеет особую — отличную от современной — логику. И эта особенность первобытного мышления обусловливается свойствами соответствующих “коллективных представлений”. Они образуются не как абстракции объективных свойств вещей, а как своего рода обобщения значимых для племени свойств событий. Вот, допустим, как объясняется Леви-Брюлем отождествление гу-ичолами трех совершенно разнородных для европейца вещей: пшеницы, оленя и гикули (священного растения). Л. Леви-Брюль: Именно мистические свойства этих существ и предметов, столь разных, на наш взгляд, заставляют гуичолов соединять их в одно представление. Гикули является священным растением, на сбор которого мужчины, предназначенные для этого и подготовившие себя целым рядом весь-

408 Диалог 9. Человек есть homo socialis и homo technicus

ма сложных обрядов, отправляются каждый год после торжественной церемонии. Сбор производится в отдаленном районе ценой крайних усилий и жестоких лишений: существование и благополучие гуичолов мистически связаны со сбором этого растения. В частности, урожай хлеба целиком зависит от этого… Но и олени в их отношении к племени наделены теми же мистическими чертами. Охота на оленей, которая имеет место в определенное время года, является актом, религиозным по своей сущности. Благополучие гуичолов зависит от числа оленей, убитых в этот момент, точно так же, как зависит оно от количества собранного гикули: эта охота сопровождается теми же церемониальными обрядами, ей сопутствуют те же коллективные эмоции, с которыми связан сбор священного растения… Таким образом, в этих коллективных представлениях гуичолов, представлениях, которые, как известно, неотделимы от сильных религиозных эмоций, таких же коллективных, гикули, олень и пшеница сопричастны, по-видимому, мистическим свойствам, имеющим величайшее значение для племени; в этом качестве они и рассматриваются как представляющие “одно и то же” [1, с. 245-246].

А.: Таким образом, “обобщения” происходят, скорее, не по объективным, а по субъективным признакам, значимым для племени в целом. Чем-то напоминает теорию обобщений на ранних стадиях развития, защищаемую Лейпцигской школой. Та же роль эмоций и значимости тех или иных событий для субъекта, которые дают основание обобщить их в “нечто одно”. Да и сам Леви-Брюль позже тоже говорил об “эмоциональных обобщениях”. Л. Леви-Брюль: В том представлении, носящем всегда эмоциональный характер, которое первобытные люди вырабатывают себе о невидимых силах, ведущую роль играют не черты, которыми эти силы определяются, а страх, внушаемый ими, и потребность в защите против них (Цит. по [6, с. 261]).

А.: И здесь я, пожалуй, могу ответить на твой вопрос о Юнге. Юнг, как ты помнишь, подчеркивал врожденность (априорность) архетипов, тогда как представители французской социологической школы, наоборот, считают формы познания каждого человека результатом прижизненного усвоения коллективных представлений. Кроме того, Юнг делает акцент на сходном в психике людей разных культур, тогда как французская социологическая школа — на различиях сознаний в условиях этих культур.

Особенности первобытного мышления в работах Л. Леви-Брюля 409

С: Ты в самом начале сказал о такой особенности первобытного мышления, как

нечувствительность к противоречиям. Ты что, забыл о ней? Приведи мне какой-нибудь

пример.

А.: По сути, мы с тобой уже говорили об этом: когда представителя какого-то племени не убеждает неудача какого-либо колдовства, и он вновь и вновь повторяет его. Для современного человека здесь есть противоречие, а для первобытного нет. Подобного рода “первобытные обобщения” Леви-Брюль называет также “предпонятиями” (См. [1. с. 249]).

С: А каков механизм смены предпонятий настоящими понятиями? А.: В том-то и дело, что Леви-Брюль не считал, что одни сменяют другие, объясняя, что выбрал неудачное название “пралогическое” для обозначения мышления первобытного типа. И первобытное, и современное мышление содержат компоненты пралогического и логического мышления, только в разной степени.

С: Откуда же берутся эти различные типы мышлений? Точнее, чем же объясняется появление логического мышления?

А.: Вот на этот-то вопрос Леви-Брюль не отвечает. Эта слабость

его концепции сразу же была подмечена критиками. Удивительно, что Леви-Брюль, так критиковавший английских антропологов за метафизичность их воззрений, сам только констатирует различия мышления “первобытного” и мышления современного, которые действительно имеют место, но не объясняет соотношения между ними. Все-таки английская антропологическая школа пыталась выстроить имеющиеся культуры в один эволюционный ряд. Французская же социологическая школа, начав со стремления объяснить развитие, его же и потеряла. Констатируется лишь наличие двух типов мышления, одно из которых не есть результат развития другого. Апелляция к особенностям коллективных представлений только запутывает дело. Откуда берутся сами коллективные представления? Их наличие констатируется, рассматривается их императивное воздействие на индивидуальное сознание, но как они сами-то возникли? И критики Леви-Брюля, среди которых были и иные представители французской социологической школы, отмечали главную причину такого изъяна в концепции Леви-Брюля:

410 ДиалогЯ. ЧеловекестьпотозосіаІізипотоІесЬпісш

он ограничился исследованием лишь религиозных представлений, не подвергнув анализу иные формы общественного сознания и главное — его связь с практической трудовой деятельностью человека.

С: Понятно-понятно, ты сейчас будешь говорить о том, что именно в марксизме эта проблема и нашла свое “достойное” разрешение.

А.: Ну, во-первых, надо говорить все-таки не о философской концепции марксизма, а опирающейся на нее психологии, которую мы еще будем рассматривать и которая, естественно, тоже далека от совершенства, а во-вторых, я имею сейчас в виду далеко не марксистские концепции, а теорию французского психолога, психиатра и невролога Пьера Жане. Проблема социальности человеческого сознания тесно связывалась Жане с проблемой человеческих действий. С: Как, и у него действие?

Акт запоминания как социальное действие (П. Жане)

А.: Да, категория “действие” занимает центральное место в психологической концепции Жане, правда, второго этапа его творчества. Вначале, когда Жане работал в психиатрической клинике и занимался главным образом патопсихологией, он находился под влиянием спиритуалистических, то есть идеалистических направлений в философии. Во второй же период своего творчества он обнаруживает склонность к явно материалистическому решению вопроса о природе психического и создает свою оригинальную концепцию “образа действия”. Известный французский психолог-материалист Анри Валлон скажет про психологию Жане второго периода его творчества, что это не психология функций, а “психология деятельностей, в которых различные функции участвуют в различных соотношениях и различным образом в зависимости от обстоятельств” (Цит. по [7, с. 137]). И действительно, единицей анализа в психологии Жане является действие, в которое психическое включено в качестве необходимой составляющей. Во-первых, психические явления есть “подготавливающая” часть действия. Например, желание есть уже “начало действия, которое осуществляется не полностью” (Цит. по [7, с. 135]); мышление же есть “способ подготовки

Акт запоминания как социальное действие (П. Жане)

действия. Это не полное действие, но проба действия, совершаемая специфическим образом” [Там же]. Восприятие тоже представляет собой акт, задержанный целиком на своих первых фазах. Здесь чувствуется явная перекличка с сеченовской концепцией психического. Во-вторых, чувства суть регуляторы действия, обусловливающие темп протекания действия и способ его выполнения. В-третьих, само зарождение психики связано с появлением активных движений живого организма. Здесь уже явная перекличка с последующими работами Алексея Николаевича Леонтьева по проблеме возникновения психики. В-четвертых, умственная деятельность понимается Жане как производная от практических действий человека, результат их интериоризации. Эта идея также связывает Жане с отечественными концепциями интериоризации, о которых мы еще будем говорить. Наконец, в-пятых, Жане не ограничивается общими рассуждениями о происхождении психических процессов человека из социально значимых действий, а детально анализирует это применительно к человеческой памяти в известном своем исследовании 1928 года “Эволюция памяти и понятия времени”.

П. Жане: Память представляется нам своеобразным действием, изобретенным людьми в ходе их исторического развития, а главное — действием, совершенно отличным от обычного, автоматического повторения, которое составляет основу привычек и навыков [8, с. 85]. А,: Таким образом, Жане отличает произвольную память, социальную по своему происхождению, и простые привычки или навыки, которые образуются непроизвольно в ходе жизни. Вот основная мысль Жане. В том тексте, который я сейчас цитирую, он произвольную память часто называет просто “памятью”, считая, что это-то и есть настоящая память.