13-й отдел НКВД. Книга 2
Шрифт:
– Не буробь. – Гренадерша усмехнулась. – Сатана к нашему созданию никакого отношения не имеет. Так… Думаю, вот тут нормально.
Елена Ильинична сдвинулась вправо, остановилась у кирпичного забора, высотой в полтора человеческих роста, а потом, оглянувшись, велела.
– Шуруй сюда, подсоблю.
В качестве подтверждения своих намерений она приняла удобную позу, согнула одно колено, положив на него сомкнутые замком руки ладонями вверх.
– Ну! Опять тупишь? Давай, лезь. – Только что не прикрикнула по-хозяйски.
– Вот знаете… бабкой вы были гораздо
Подошёл ближе, поставил ногу на импровизированный трамплин, а потом почувствовал, как меня одним рывком подкидывает вверх.
– Хрена себе… – Успел только высказаться, ухватившись руками за кладку. Перекинул конечность. Одну, другую, а потом спрыгнул на противоположной стороне.
Людей поблизости не наблюдалось. Подозреваю, дело рук моей освободительницы. Тут же рядом приземлилась сама Елена Ильинична, которая, как и я, прыгнула сверху ограды.
– Эх… А я думал, прямо через стену пройдете…
– Знаешь, в теле Иваныча, да ещё в сталинское время, оно и ты посимпатичнее смотрелся, – Ответила гренадерша, а потом кивнула мне в сторону домов, расположенных неподалеку. – Туда. У нас где-то двадцать минут. Лизка сейчас разрывается между долгом, сучьим характером и желанием узнать, что ещё тебе известно, а главное – почему. Про меня-то растрындеть не успел, Павлик Морозов? Точнее, про Наталью Никаноровну.
– Нет.
– Ну, и чудно.
Теща двинулась в указанном направлении. Я, естественно, – следом. Честно говоря, уже перестал удивляться скорости, с которой «менялась власть». То бабка – враг, то – спасает. То Лизонька – надёжа и опора, то – убийства шьёт, которые вообще никак ко мне не шьются.
– Лизка скурвилась. – Заявила вдруг гренадерша, при этом не сбавляя шага. – Как Наталья Никаноровна померла, а помереть ей уже пора было, иначе вопросов не оберешься. Это прям после войны случилось. Ну, вот девка и осталась без присмотра. Совсем от рук отбилась. Одно время был рядом с ней. То подружка, типа, новая появится, с которой ей на удивление спокойно, то коллега на работе все время поблизости. Родственников-то у бедолаги не осталось. Ближе не подберешься. И уйти не уйдешь, благодаря некоторым любителям самодеятельности, не будем указывать пальцем. А потом девка совсем перестала верить кому-либо. Да и опыта поднабралась. Закрываться научилась. Сейчас уже так запросто я ее спать не уложу. Сил придется потратить. Да ещё эта история с твоим дедом. Прям покоя она ей не давала.
– Подробнее можно? Особенно про деда. Что за хрень вышла по итогу? Почему все изменилось? – Мне приходилось почти бежать, чтоб успеть за размашистым шагом тещи.
– Почему, почему… Потому! Нечего в прошлом гадить грязными ногами. Тебе было сказано одно, а ты натворил другое.
– Издеваетесь? – Я ускорился, чтоб немного обогнать Елену Ильиничну и видеть ее лицо. – Кому там, что сказано? Лично мне кроме туманных, ни о чем не говорящих фраз, больше никакой информации не поступало. Это первое. А второе, Вы же сами говорили, нужно исправить ошибку деда.
– Ошибку, Иван! Улавливаешь разницу? Ладно. Чего уж теперь. Василия помнишь? Друга Иваныча.
–
Мы, наконец, дошли до поворота, ведущего во дворы. Теща вдруг резко остановилась, встала лицом к зданию народного комиссариата, оставшегося далеко сзади, а потом села на корточки и на земле, прямо пальцем, нарисовала непонятный знак.
– Чтоб Лизка след не нашла. – Пояснила гренадерша в ответ на мой удивленный взгляд.
Затем поднялась на ноги и направилась вглубь дворов, продолжая на ходу рассказывать. – Ошибка Иваныча была в другом. Теперь могу объяснить. Обратно все равно не вернёшь, хоть все локти обгрызи. Помнишь, говорил тебе, белые не имеют возможности нам ответить. Веры нет. Времена такие были, если обратил внимание. А им без веры никак не развернуться. Не пролезть и своих не пропихнуть. Совсем иной расклад, если бы имелся хоть один человек с искренним, настоящим светом в душе. И он был, такой человек. На него ставку и делали. Но пока хранил книгу, в игру пацана не могли включить.
– Черт… – Я остановился, в изумлении глядя на Елену Ильиничну, а точнее на ее удаляющуюся широкую спину, потому как она перла вперёд без задержек. – Вы сейчас про Василия?
Бегом бросился догонять гренадершу, а то утопает так, хрен найдешь потом.
– Про него, родимого. Васька должен был книгу отдать, а затем свой уже крест нести. Ему великое дело предназначалось. Но ты, как и твой дед, сделал ошибку. Ту же самую.
– Да твою мать! Ошибка-то в чем? Опять ничего толком не объясняете. А потом претензии, мол не то и не так все. Вы же со своей этой политикой невмешательства, которая, кстати, действует выборочно как-то, весь мозг заимели туманными фразами.
– Ошибка… – Елена Ильинична резко остановилась, а потом посмотрела мне прямо в глаза. Аж мурашки побежали, честное слово. – Он ведь повесился, Вань. Когда ты в квартиру обратно вернулся, как раз и повесился. Очень долго при себе книгу держал, не поддаваясь ее соблазну. Как тебе отдал, его и накрыло. А тебе нужно было, в первую очередь, по возвращению, друга вообще-то проверить. Ты ведь уходил, видел в каком он состоянии был. Слишком обрадовался, что получил желаемое. Даже не вспомнил о нем. Как и твой дед. Тот тоже на радостях прибежал, водки долбанул от стресса и спать завалился. Догадался через день только, что непорядок. Вечером пришел со службы, заглянул, а там Васька висит. Вот вы, людишки какие. Если че-то вам надо, так сразу друг. А когда не нужен, то и не вспомните.
Гренадерша снова сорвалась с места и пошла вперёд. Я двинулся следом, но при этом чувствовал себя, будто мешком по голове долбанули. Вспомнилось, как шел мимо комнаты Василия и на секунду остановился, прислушиваясь. Тишина была, которая зацепила краешек сознания тревогой. Но все равно прошел мимо. Твою ж мать…
– Погодите, это что ж выходит… Василий был важен для… как вы их называете… для белых? А мы с Иванычем допустили его смерть? В этом ошибка?
– Туго соображаешь. Так. Стоп. – Елена Ильинична замерла.