1910-я параллель: Охотники на попаданцев
Шрифт:
— Я не сумасшедшая, — забормотала она, — Я не сошла с ума. Я это уже видела. Мне было видение. Я на самом деле провидица. Значит, и другие видения тоже могут быть правдой!
Она подошла ко мне, и взяла окровавленными пальцами мою руку, сжав изо всех девичьих сил.
— Я думала, что там, на кладбище, у меня просто галлюцинации, а это все может быть на самом деле.
— Какое видение? — осторожно спросил я.
— Как из сторожа сделали демона, и он убил полицейских. Там ещё убийца был с пистолетом. Он такой с длинным стволом. И он, когда вёл сторожа, то раз выстрелил
— Какая ворона?
— Большая такая. Вы мне верите?
Я посмотрел в глаза Аннушки, которые просто молили, чтоб ей поверили. Такие же глаза были у пьяного провидца из моей предыдущей группы в столице. Хорошего провидца, он тоже всё твердил, что не сумасшедший.
— Значит, сторож. Пожалуй, с него мы и начнём. Сами. Ведь вторжение из другого мира — наша юрисдикция.
Так произнёс я, сунув руку в карман и нащупав там треугольный значок, о котором не стал рассказывать барону.
Глава 14
Багровая тьма и богатый улов
Утро было для меня нехорошим. Утро разбудило меня тупой болью приступа, тьмой в глазах и падением в никуда. Я сжал ладонями виски, и кажется, даже заорал. Вместо потолка и стен вокруг меня были лишь смутные, невероятно сочные по цвету пятна.
Вон тот уходящий в бесконечную высоту столб бирюзового света — наверное, окно, а чёрная клякса в противоположной стороне — дверь. Что-то вцепилось в меня острыми когтями и начало трясти так, что казалось, голова оторвётся. Воздух наполнился протяжным нечеловеческим стоном, а потом я нырнул с головой в багровую полутьму. Сквозь алую пелену возникали и исчезали черные силуэты.
Я отпустил голову и вытянул руки перед собой. Пальцы обожглись обо что-то мягкое, податливое, но отдёрнуть их не хватало сил. Что-то схватило меня за запястья и едва не выдернуло кости из суставов. Я не был уверен, так как во время приступа все ощущения неверные. И возможно, я ощущал руками запахи, а слышал прикосновения.
Багровая тьма, наконец, дёрнулась и стала отступать. Сквозь туманную пелену проступили контуры человеческого лица и глухой, как из колодца, голос.
— Женя, Женечка, что с тобой?
Я с силой зажмурился, а потом открыл глаза.
— Я сейчас, — сорвался слабый голос с моих губ. Даже сам едва узнал его, настолько он был в этот миг чужд и далёк от меня.
— Я сейчас за лекарем отправлю, — снова прозвучал голос, и лишь через несколько секунд пришло понимание, что это Ольга. Зрение окончательно вернулось, и прищурившись я увидел жену, сидящую на краю кровати. Она придерживала рукой отворот наброшенного на голое тело махрового халата, чтоб тот не раскрылся, а в дверях стоял оператор Дима. Сухой, высокий и всегда молчаливый. Он, почти не моргая, смотрел на меня, будто змея на смотрителя, сидящего за стеклянной стенкой ее террариума. Вроде бы и не укусит, а все равно неприятно.
— Не надо лекаря. Сейчас отступит.
— Что это было? — снова спросила Ольга, взволнованно вглядываясь в мое лицо.
— Болезнь. Я же говорил, что моя душа сродни разбитой амфоре, склеенной из разных кусков. Иногда трещины начинают болеть, —
Ольга, все так же придерживая халат, протянула мне обычный гранёный стакан. Прохладная жидкость прокатилась по горлу, казалось, впитываясь в тело раньше, чем достигала желудка.
— Евгений Тимофеевич, — сухо заговорил стоящий в дверях Дмитрий, — там к вам посетитель. Очень настаивает.
— Кто? — выдавил из себя я и встал, поправив белые подштанники. Дрожащие пальцы притронулись к завязкам на поясе коротких, до середины голени, солдатских бумазейных кальсон. Я как-то выиграл спор у ротного кирасиров, что заточу в кирасе перочинным ножом карандаш, и тот в качестве презента преподнёс ящик казённого нательного. А почему нательного? Просто, мы были пьяны, и я поспорил на то, что в ящике, не глядя. Там оказалось нательное, а так как я не имел предрассудков хвастаться нижним бельём, то весьма полезный, хоть и неказистый выигрыш пришёлся к месту. Хотя, если бы знал, что в соседнем ящике лежит новенькая электрическая печатная машинка, поспорил бы на неё.
— Штабс-капитан из полиции. Некий Семён Баранов. Просить?
Я неспешно встал, скользнув ногами в тапки, и поставил на тумбу пустой стакан.
— Пусть обождёт немного, — протянул я. — Внизу. Сейчас спущусь.
Дима кивнул и молча удалился.
— Может, завтра? — произнесла Ольга. — Сегодня к лекарю сходишь. Отлежишься.
— Не помогут тут лекари. Нужно искать средство меж пришлых. Хотя я три года уже ищу без результата.
— Но все же…
— Сейчас пройдёт. Оно всегда быстро проходит.
Я вздохнул, тряхнул головой и взял с плательного шкафа вешалку с вещами. Пальцы тряслись, и потому не с первого разу получилось застегнуть пуговицы на сорочке, а потом попасть концом застёжки «молнии» на сюртуке в паз.
Ольга тоже начала одеваться, но к этому моменту я уже вышел из комнаты.
А в парадной зале меня уже ждал невысокий мужчина лет двадцати пяти в полицейской форме. Белый двубортный китель с серебристыми пуговицами и синие галифе с оранжевой выпушкой по шву были тщательно выглажены, а высокие хромовые сапоги начищены до зеркального блеска, словно воронёная ружейная сталь. В левой руке он держал белую фуражку с лакированным козырьком. А на поясе висела отнюдь не шашка, а настоящий драгунский палаш, похожий на тяжёлую шпагу. С другой стороны виднелась большая деревянная кобура. Ещё одной отличительной чертой полицейского были пышные рыжие усы, которые он пригладил пальцами при моем появлении.
— Разрешите побеспокоить, господин коллежский асессор, — произнёс он, рассматривая меня с лёгким прищуром.
— Можете называть меня без чинов, — произнёс я, подавая ему руку.
— Тогда представлюсь, — ответил полицейский, пожав мою ладонь. — Семен Петрович Баранов. Штабс-капитан. Уголовный сыск.
Я кивнул, а потом показал на обеденный зал, войдя туда, громко позвал кухарку.
— Маша, два кофия. И гренки, жаренные на постном масле.
Кухарка выглянула из боковой двери и коротко кивнула, прежде, чем исчезнуть.