1977
Шрифт:
Шторка колыхалась, скрывая Анькино тело, и мне являлся лишь размытый, зыбкий силуэт. И я нет-нет, да и бросал взгляд в ту сторону, прикидывая, стоит ли идти на еще один заход или на сегодня, пожалуй, хватит.
Сигаретный дым лениво вился к потолку, и я размышлял о том, что все-таки секс с Анькой – это как вспышка сверхновой на фоне тусклого мерцания старой лампочки Юли. С женой… точнее, с бывшей женой, все было до обидного пресно. Словно мы с ней годами колесили по захолустным сценам, отыгрывая заезженную пьесу перед
А сегодня… Сегодня словно дали другую роль. Другую пьесу. Других партнеров по сцене, от которых искры летят, и ты вдруг понимаешь, что театр – это все-таки магия, а не рутина. И что в этой игре еще есть краски, и глубина, и какой-то чертов смысл, который ты уже почти разуверился найти. И вот этот новый спектакль – он как хороший виски после разбавленной водки. Обжигает, бодрит и заставляет вспомнить, что жизнь в сущности, не так уж и плоха, даже если сидишь голым задом на холодном кафеле, а пепельница забита окурками.
Подарок Ани удался.
Стоп.
Но почему Анька погибла в автокатастрофе? Ведь она не должна была ехать с родителями в Лабинск. Она не поехала бы с родителями, потому что позвала меня в гости. Она бы осталась дома. Следовательно, несколько часов назад не было бы никакой записи о смерти Ани в домовой книге.
Но запись была.
Я затянулся и выпустил дым в потолок.
Ведь даже если я сегодня не пришел бы к ней в гости, она бы никуда не поехала. Ведь я повлиял на прошлое, на жизнь Ани. Ее смерть 04.01.1978 года в автокатастрофе стала невозможно с того момента, когда Аня позвала меня в гости, а я сказал, что приду, хотя знал, что этого не будет.
– Ерунда какая-то… – пробормотал я себе под нос, почесывая пальцем лоб.
– Что ты сказал? – донеслось из-за шторки.
– Говорю, подарок твой просто супер. Спасибо.
Аня хихикнула.
– Вообще-то я тебе его еще не подарила.
Дззззз. Дззззз.
– Что это? – спросил я.
– В дверь звонят.
Дззззз.
Я замер:
– Не будем открывать. Дома никого нет.
Анька снова хихикнула. Но потом вдруг тревожно произнесла:
– А что если это родители вернулись?
Я смял сигарету в пепельнице и поднялся. Анька выключила воду и сгребла шторку в сторону, выглядывая наружу.
Прислушались.
– Ты дверь закрыла?
– На щеколду.
– Молодец, что на щеколду, – пробормотал я. – Если это родители, то не откроют. Успеем одеться.
– Наверное, соседи, – едва слышно сказала она.
– Может, и они. Дали мы с тобой жару конечно…
Я осторожно открыл дверь ванной.
Дззззз.
Дззззз.
Дззззз.
И следом настойчивый стук.
Мы тихо прошли в прихожку. Я совсем голый, Анька в одном лишь полотенце.
– Милиция!
Дззззз. Дззззз. Дззззз.
Глава 18
Я понял, что они по мою душу. Анька – нет. Она собралась открыть, но я остановил.
– Нельзя. Голая. Куда?
Остановил не по этому. Нельзя открывать. Нельзя впускать милицию. Это будет мой конец.
Помчалась в кухню одеваться. Я – следом. Думал по ходу дела как выкручиваться.
Вариантов нет. Только прыгать в окно. Но высоко. Четвертый этаж. Разобьюсь или ноги поломаю, далеко не уйду – догонят, скрутят.
Милиция… Откуда менты узнали, что я здесь?
Я в прихожке первый. Анька – следом, босая, в своем белом платьице, без трусов. Смотрели глупо друг на друга.
– Не открывай, – сказал я.
– Почему? Просто они ошиблись адресом.
Дззззз. Дззззз.
Она шагнула к двери, я тоже сделал шаг – отрезал ей путь. Анька посмотрела мне в глаза непонимающе.
– Сереж, ну почему?
Я облизал пересохшие губы. Сказать ей правду, что я из будущего? Или солгать? Что солгать? Что меня приняли за фальшивомонетчика, хотя никаких липовых купюр не было? Что купюру из будущего милиция приняла за фальшивку?
– Сергей открывай! – за дверью послышался голос Аниного отца.
– Папа?
– С тобой все в порядке?
– Да!
– Сергей, открывай. Не дури! – сказал отец.
– Послушай, Ань… – едва слышно начал я. – Они думают, что я преступник. Но это не так. Я ничего плохо не сделал.
– Тогда тебе нечего бояться. Все образумится. Папа поможет. Он же следователь. Мы во всем разберемся.
Я замотал головой и усмехнулся от того, какая Анька наивная. Чистая душа. Она даже не может помыслить, что никто теперь не будет разбираться хороший я парень или плохой. Они уже все решили, я – преступник. Дело заведено, маховик запущен, теперь просто это дело нужно закрыть, чтобы всем хорошо жилось.
Наверное, даже ордер на мой арест есть. Или как тут у них это заведено? Меня могут даже пристрелить, если я сделаю хоть одно неверное движение.
И папа не поможет.
Она еще не знает, какой жестокий этот мир.
Она еще думает, что отец и мать не занимаются сексом.
Она думает, что ее родители самые честные и добрые на свете люди. И никогда никого не обманывали. Что им не приходилось этого делать.
– Не могу я им открыть, Ань. Все гораздо сложнее.
Я увидел, как ее лицо меняется. Как на него падает тень. Чего? Ужаса? Страха? Омерзения? Черт возьми, всего этого!
Ну, вот и все. Заглушка выдернута. Я ощутил, как эти волшебные пара часов, начинают сливаться в тартарары, словно вода по спирали вытекающая из ванны. А вместе с ней, доверие со всеми Аниными чувствами ко мне.