20 лет дипломатической борьбы
Шрифт:
На обратном пути, в поезде, Лаваль в комическом тоне излагает свои впечатления. Но визит в Ватикан взволновал его. Вспоминая это зрелище неограниченного могущества, эту твердыню традиций и веры, значение которой он не особенно улавливает, однако смутно догадывается о нем, эту организацию, которую не сломили ни время, ни войны, ни смена режимов, он не перестает повторять, в то время как его дочь Жозе угощает чаем в салон-вагоне: «Быть Папой… все же… это значит быть чем-нибудь!»
Он не скрывает своего восхищения фашизмом.
– Я не понимаю, почему во Франции невозможен возврат к корпорациям! – заявляет он некоторым журналистам.
Накануне,
Тем, кто привык к дебатам в нашем парламенте, где во время дискуссии царит порой даже несколько излишняя свобода, было почти прискорбно видеть, как все эти люди, старые и молодые, высокого и низкого роста, толстые и худые, но одетые в одинаковые черные рубашки, поднимаются как один человек и в один голос произносят приветствие. «Римские гангстеры», – шепотом делятся впечатлениями журналисты, в то время как слова дуче совершенно механически сопровождаются единодушными аплодисментами.
Лаваль, находясь слева от Муссолини, наблюдает за этим итальянцем, который, словно дирижер, указывает, когда надо аплодировать, когда выходить или входить… Наш министр стоит, полный внимания, и сияет от радости. Он надел на свой черный фрак большую ленту ордена Святого Мориса и Лазаря и аплодирует вместе с клакерами. [43] Совершенно очевидно, что все происходящее покоряет его, и он смотрит на нас, чтобы увидеть, оценили ли также и мы превосходный порядок, царящий во время этой церемонии.
43
Группа «зрителей», специально нанимаемых для создания успеха отдельному артисту шумными аплодисментами, овациями или, наоборот, провала – свистками и шиканьем.
– Ах, если бы у нас можно было заткнуть рот прессе и парламенту, как это сделал Муссолини! А? Вот можно было бы тогда наделать дел! – с мечтательным видом произносит Лаваль, сидя у окна своего салон-вагона.
Глава 22. Лаваль в Москве
Реставрация Габсбургов и вокзал в Рейи. – Шушниг в «Лидо». – Унтер ден Линден, возгласы: Hoch!!! Hoch!!! [44] – Гитлер на сцене Оперного театра. – «Аромат Борромейских островов». – Франко-русский договор. – Навязчивая идея Пьера Лаваля. – Москва в 1935 году. – Антракт во время представления оперы «Садко». – Мокотовский плац. – Гнев Геринга. – Мнение генерала Морэна.
44
Ура! Ура! (нем.)
Проходит несколько дней.
Двадцать восьмое февраля 1935 года. Австрийский канцлер Шушниг прибывает в Париж.
Он торопится скорее провести в жизнь решения, содержащиеся в коммюнике о достигнутых в Риме соглашениях, и начать переговоры с Францией и Англией относительно соглашения о «гарантиях Австрии».
Левая пресса неистовствует.
Прошло всего лишь несколько месяцев с того дня, когда несчастный канцлер Дольфус, подстрекаемый самим Муссолини, приказал безжалостно расстрелять венских забастовщиков.
В газете «Попюлер» Леон Блюм обращается с призывом к народу Парижа: «Чтобы отомстить, при встрече на вокзале нового австрийского канцлера выразите свое возмущение шиканьем и свистом».
Подобного рода призывы в более или менее резких выражениях напечатаны во всех левых газетах.
Для
Вот почему, когда я 27 февраля звоню по телефону советнику австрийской миссии Мартину Фуксу, чтобы справиться о часе и месте прибытия канцлера, он отвечает мне:
– Время приезда канцлера никому не известно. Он будет встречен без каких бы то ни было торжественных церемоний на одном из пригородных вокзалов, название которого будет сообщено миссии только за час до прибытия поезда. Префект полиции, – продолжает затем Фукс, – только что предупредил нас, что канцлер не должен появляться завтра на торжественном представлении в Опере. Число представителей прессы, приглашенных на организованный мною для журналистов прием в субботу утром в отеле «Крийон», сокращено со ста пятидесяти трех человек до пятидесяти. Официальные представители французского правительства полны такой решимости сохранить это путешествие в тайне, что мне даже предлагают «отсоветовать» Шушнигу присутствовать на мессе в соборе Нотр-Дам де Виктуар в воскресенье утром. В его распоряжение предоставляется частная церковь архиепископства. И то при условии, что это будет держаться в секрете, дабы избежать демонстраций со стороны католиков.
На другой день утром правая пресса разразилась гневными протестами: «Это скандал! Жалкая встреча канцлера Шушнига на маленьком вокзальчике в Рейи будет больше способствовать падению правительства господина Фландена, чем любое проявление недовольства в парламенте!»
От левых трудно добиться одобрения политики «поддержки Австрии», ибо дело Австрии очень непопулярно. «Антидемократическое, чисто католическое дело», – говорят они.
И действительно, правда то, что Шушниг мечтает о реставрации Габсбургов на австрийском троне. Об этом он будет говорить с Фланденом. К тому же еще противники австрийского дела заявляют, что в Вене уже имеется так много сторонников аншлюса, что видный лидер социалистов Юлиус Дейч сам является его глашатаем. «Так что же – заявляют левые во Франции, – раз сами австрийцы согласны на аншлюс, каких же действий вы хотите от нас?»
В субботу утром я вхожу в отель «Крийон», в угловой салон, окна которого выходят на улицу Буасси д’Англа и на площадь Согласия. Я пришла, чтобы в течение нескольких минут побеседовать с канцлером перед его встречей с представителями прессы. Он принимает меня церемонно, одетый в черный сюртук. Его сходство с Брюнингом поразительно. Та же внешность духовного лица. Он говорит мягким и робким голосом. Насмешливая характеристика Шушнига, которую можно было услышать утром в кулуарах палаты депутатов, полностью соответствует истине: «Он скорее напоминает пастыря, нежели министра!» Позади Шушнига – его министр иностранных дел барон Бергер Вальденег, туго затянутый в черный пиджак, стопроцентный венец.
– У многих во Франции, господин канцлер, – говорю я, – вызывает озабоченность приписываемое вам желание реставрировать власть Габсбургов в Вене. Соответствуют ли действительности их опасения?
Оба австрийца испытывают неловкость. Не предпочитают ли они вместо всякой другой комбинации в вопросе о «гарантиях Австрии» получить от Фландена благословение на заключение пакта между Веной, Будапештом и Римом? Барон незаметно делает знак Шушнигу и выходит из комнаты.
– У нас, конечно, ведется сильная агитация в пользу монархии, – объясняет канцлер, – ибо народ Вены сохраняет к ней привязанность. Народ полагает, что реставрация больше, чем что-либо другое, будет содействовать консолидации политических сил Австрии и ее сопротивлению Германии!