21 интервью
Шрифт:
Вопрос: Какие были ощущения, когда взяли в руки свою первую книгу?
Ответ: В Анн-Арборе, в Мичиганском университете: недоумение, неприятие обложки и бумаги. Потом осознание и – слезы. Постепенное осознание того, что свершилось.
Вопрос: Из всех романов который вам ближе?
Ответ: Они как дети, я не могу их разделить и выбрать.
Вопрос: Что вам удается лучше всего в романах?
Ответ: Диалоги, как говорят мои издатели. Сетуют, что они лучше, чем у Толстого.
Вопрос: Толстой
Ответ: Ему просто нужна была эпопейная форма выразить все свои мысли и взгляды, от семьи до аграрных реформ. Японцы издали 90-томник. Художественный писатель не может написать столько.
Вопрос: Ваши любимые писатели?
Ответ: Платонов, Ильф и Петров. Из XIX века – Лермонтов и Тургенев.
Вопрос: А нерусские?
Ответ: Фицджеральд, Сэлинджер, Томас Вулф и Фолкнер. Меня вообще всегда интересовала Америка. И очень забавен Дюма, кстати, потрясающий плагиатор был. Все произведения молодых и неизвестных писателей под свое имя ставил. Его перу принадлежит 350 творений. Первое серьезное было опубликовано, когда ему было 27, прожил он всего 68 лет. За сорок лет написать, подготовить и издать 350 произведений, мы с вами знаем, физически невозможно. Когда-то мой первый покойный издатель говорил: для писателя норма – один роман в год. Если только не писать по готовым формулам детективчики короткого размера, как Жорж Сименон. Он строгал по штуке в месяц, иногда в неделю. «Деньги, господин Сакар, деньги». Отсюда и качество.
Вопрос: А из поэтов кто вам нравится?
Ответ: Бальмонт, Анненский, Северянин, Мандельштам.
Вопрос: Откуда взялись художественные образы в романах «Псих» и «Наталья»?
Ответ: Я пишу романы из реальной жизни. Естественно, воображение играет большую роль. Много гипербол, метафор, преувеличений, символов. Но потом надо доказать и убедить, что именно так было, хотя, возможно, так и не было. Я бы это назвал натуралистический реализм. Или физиологический, хотя реализм бывает только один – реальный. Я пытаюсь убедить и доказать, что выдуманное мною, назовите «сочиненное», – правда, реальность, что такое случилось с моими героями. Для этого мне не надо попадать в психушку, для этого мне не надо безумно влюбляться (хотя хотелось бы…) в какую-нибудь действительно «Наталию», чтобы создать идеал.
И, конечно, помимо реальности и вымысла всегда примешивается третий элемент: подсознание, инстинкты, гены. И тот, кто ведет рукой, – Тот, Кто Над Нами.
Вопрос: Вы верите в Бога?
Ответ: Нет, но дозреваю. Я верю, что есть кто-то, Кто Над Нами, но не называю его Богом.
Вопрос: К какому направлению в современной литературе вы себя относите?
Ответ: Я – волк-одиночка. Никогда ни к каким группам или течениям не принадлежал. Вообще писательство – это не групповое занятие, а сугубо одиночное. И одинокое. И хотя писательство – это ремесло, цехов здесь не бывает.
Вопрос: Где вы живете?
Ответ: С 80-го в Нью-Йорке. Кажется, что всю жизнь. Но до этого была Москва.
Вопрос: Почему вы уехали из России?
Ответ: Мир увидеть и стать писателем. Кажется, я им стал. Я спал и мечтал увидеть свою фамилию на обложке книги. Я только не знал, какой ценой это дается.
Вопрос:
Ответ: Думаю, что стал бы. Изначально я носил в голове три сюжета, о которых знал, пока не напишу, не умру. Хотя и понятия не имел, как их писать, – «Псих», «Наталья» и «Лита».
Вопрос: В какой степени русская и в какой степени американская литература повлияла на вас?
Ответ: За исключением первых рассказов, все мои книги, десять или одиннадцать, написаны в Америке. Из России я вывез только голову. Сложился я как личность, естественно, на русской литературе. Но мои литературные привычки, вкусы, замашки сформировались в Америке. Да я бы никогда и не смог быть русским писателем. Не попадал я в их шеренги. Сейчас я пишу на двух языках, и первым становится английский. На русском мне осталось написать только один роман – «Театр». Вообще я увлекаюсь, интересуюсь и пишу только романы. С этим жанром у нас беда во второй половине XX века. Жанр романа – это сложнейшая крупная форма. Большой роман закончился на Булгакове. Некоторым с ней не удалось справиться никогда, например Чехову, – он не написал ни одного романа, а хотел… Лучшим романом в русской литературе считаю «Герой нашего времени» Лермонтова, это уже никто не перепишет, слава Богу.
Вопрос: Кто ваши первые и лучшие читатели?
Ответ: Мои самые близкие друзья – это Олег свет Ефремов и Миша Шуфутинский. И это навсегда. Очень горжусь, что мой первый роман «Псих» («когда не ведал, что творил») произвел большое впечатление на Веру Набокову, жену и музу великого писателя. Она не могла поверить, что это мой первый роман.
Вопрос: Какие виды искусства вам ближе всего?
Ответ: Литература, за ней идут музыка, кино, театр, живопись, балет, фотография. Вообще люблю все, что связано с искусством. И люблю творцов. Тех, кто создает.
Вопрос: С кем было приятней всего делать интервью и с кем неприятней?
Ответ: Приятней всего было с Куртом Воннегутом, неприятней всего – с Иосифом Бродским.
Вопрос: Почему:
Ответ: Хотя о покойниках плохо не говорят, уникальный был хамелеон.
Вопрос: А как вам его поэзия?
Ответ: До середины 80-х писал очень интересные стихи. Потом стал подражать себе и – после многих премий – перестал быть поэтом и стал деятелем и эссеистом на английском языке.
Вопрос: Вы не сошлись характерами или взглядами, вы ведь учились у него?
Ответ: Скажем так: я рад, что Иосиф жил безбедно вторую половину своей жизни.
Вопрос: Вы считаете, что «художник» должен быть голодным, чтобы творить?
Ответ: Абсолютно! Лучше – большую часть жизни. Но до определенной степени, пока он не начинает умирать от голода. Неисполненные мечты и желания толкают к творчеству. Одиночество также выцеливает на творчество. Писатель, настоящий, вообще всегда – изгой. Он должен быть вне общества, вне людей, и со стороны наблюдать за ними и переживать. На том же уровне, на котором писатель стоит в современном обществе, я удивляюсь, что он еще не убивает и не крадет. Это неблагодарнейшая профессия и абсолютно не ценимая в современном мире.