21 интервью
Шрифт:
Минчин: А из английской или американской музыки есть что-то, что бы больше любишь?
Шуфутинский: Нет такой музыки английской или американской, о которой я бы сказал: «Это дрянь». Остальное мне нравится. Что-то больше, что-то меньше. Я люблю хорошие, талантливые вещи.
Минчин: Ты говорил про Синатру, Пресли, «Битлз».
Шуфутинский: Я очень мало знаю людей, которые могут сказать, что они не любят «Битлз» или Пресли. Есть категория людей, которая их не знает, но в цивилизованном мире таких людей нет. Поэтому в американской и европейской музыке нет ничего, что бы меня раздражало.
Минчин:
Шуфутинский: Кто может думать о том, где он будет справлять Новый год? Думать надо о том, что будет завтра. До нового года еще семь месяцев. В новогоднюю ночь 2000-го года я работал. Выступал для народа. Это моя специальность. Я должен радовать, веселить народ в тот момент, когда им это нужно. Я выступал в Питере. Пел!
Минчин: А предсказания?
Шуфутинский: Никто не может ничего предсказать. Могут только догадываться. Одни предсказывают светлое будущее, другие предсказывают мрачный кошмар.
Минчин: Обезумевшая цивилизация, которая семимильными шагами мчится к своему саморазрушению. Если посмотреть древние цивилизации: римляне, греки, иудеи, персы – были люди поумнее, чем наша цивилизация, и все привели себя к самоуничтожению или взаимоуничтожению. Ты считаешь, что есть шанс выжить?
Шуфутинский: Я думаю, что на эти темы задают себе вопрос и отвечают на эти вопросы люди в начале каждого столетия и в конце, потому что их поражает то, что на меня не произвело впечатления: переход из одного столетия в другое. На самом деле для людей, которые родились если не в начале, то в середине столетия, еще живут сегодня – это скачок очень огромный в сознании, а многие люди живут сегодня и жили, когда в Москве еще на автомобилях не ездили. Поэтому я боюсь говорить, что человечество себя самоуничтожит. Я живу более локально и пытаюсь быть оптимистом.
Минчин: Если бы ты выбрал те годы, в которые хотел жить опять: 60-е, 70-е, 80-е, 90-е, – какие тебе ближе по психоэстетике?
Шуфутинский: Те, которые я прожил. Других я не знаю. Я жил в эти годы.
Минчин: Я бы с удовольствием вернулся в 70-е.
Шуфутинский: И жил бы всегда там?
Минчин: Не всегда. Но мне бы хотелось прожить их снова, потому что они были трогательными, чистыми.
Шуфутинский: Все, что касается тех лет, через которые прошла наша жизнь, все это близко ценными воспоминаниями, и всегда хотелось бы туда вернуться, чтобы оглядеться вокруг себя, а чисто психологически и морально мне бы хотелось пожить все-таки в будущем, но это, наверное, страшно, потому что через 50 лет – я не представляю себе. Если бы я оказался с сегодняшним сознанием в 2050-м – другая жизнь будет происходить, сложно, страшно, но чертовски интересно.
Минчин: У тебя есть все шансы. До 100 лет – обязан! Миша, вопрос, который ты бы хотел задать самому себе?
Шуфутинский: Что тебе надо? Езжай домой, ложись под зонтик у бассейна, попивай коктейли, загорай на солнышке, купайся, живи в уютном теплом месте. Зачем ты рвешься все время на куски, ездишь в какие-то города, перелетаешь два раза в день. Зачем тебе это все надо? А затем, что другой жизни я для себя не вижу и не представляю. Сегодня это для меня единственная форма существования. Пускай так сложнее, неуютнее. Меня окружают люди, которым нравится, что делаю я, а радовать их – это для меня большая честь и удовольствие.
Минчин: Внутри ты все-таки ощущаешь себя – или это неразделимо – музыкантом, певцом или аранжировщиком?
Шуфутинский: Я – музыкант.
Минчин: Есть что-то еще, что волнует тебя?
Шуфутинский: Меня волнует, что, когда я встречаюсь с людьми, с которыми связана часть жизни, я обнаруживаю вдруг, что мы не виделись шесть лет, хотя все это было как вчера, а прошел целый кусок жизни. Я думаю, неужели в следующий раз мы встретимся через шесть лет, а может, уже совсем не встретимся, потому что кто-нибудь из нас может уйти в мир иной. Это меня волнует, я очень переживаю из-за того, что мало и редко вижу своих знакомых и близких, даже свою семью. Мало могу уделить им времени. Хотелось бы отдать им всего себя, но времени не хватает. Разорваться невозможно, и это очень печально, потому что те люди, которые прошли рядом по жизни, они очень дороги. Это те воспоминания, какими мы живем, это наше самое главное богатство, а мы его теряем, потому что редко видимся. Но это сантименты.
Интервью с самим собой Александр Минчин
Вопрос: Зачем вы это сделали – книгу интервью?
Ответ: Чтобы нажить мало друзей и много врагов. Шутка! О знаменитых людях ходит много легенд и сплетен, как правило, не соответствующих реалиям и реальности. Я хотел, чтобы творцы, достигшие великих высот в своем искусстве, сами рассказали о своей жизни. Девиз был прост: «Искусство в вашей жизни и ваша жизнь в искусстве». Кто-то открылся полностью, кого-то я не смог «расколоть».
Вопрос: Кто вы?
Ответ: Писатель. Я им и умру. А также драматург, сценарист, режиссер. И наверняка продюсер, люблю создавать и претворять.
Вопрос: Вы много уже написали?
Ответ: Десять романов, пять пьес, пять киносценариев и с дюжину рассказов.
Вопрос: В двух словах – о чем ваши романы?
Ответ: О любви, о жизни.
Вопрос: И больше ни о чем?
Ответ: А больше ничего не существует. Смерть? Это начало жизни, только другой.
Вопрос: О вашем детстве?
Ответ: Я родился в семье врачей, папа был профессор-уролог. Детство было почти счастливое: рос, дрался, играл в спортивные игры – все; любил театр и кино. Всегда мечтал стать актером, слава Богу, не стал. Не угодная Богу профессия, очень сильно за нее надо расплачиваться – как правило, головой и душой.
Вопрос: Что вас толкнуло взяться за перо? Не просто ж так?..
Ответ: Я прочитал тысячи книг, количество перешло в качество, и захотелось написать самому – только рассказ.
Вопрос: Какой был первый?
Ответ: «Джери», о тигрице в цирке.
Вопрос: А самый первый роман?
Ответ: «Псих».
Вопрос: О чем он?
Ответ: О любви к свободе и о сложности человеческих натур. Ведь в каждом из нас кто-то кроется. Не простой…