30 лет в ОГПУ-НКВД-МВД: от оперуполномоченного до заместителя министра
Шрифт:
Отвечая на выступление Черчилля, Сталин в интервью газете «Правда» расценил его как «опасный акт, рассчитанный на то, чтобы сеять семена раздора между союзными государствами и затруднить их сотрудничество». И к этому добавил: «Установка г. Черчилля есть установка на войну, призыв к войне с СССР».
И вот вновь в целях сохранения в строжайшей тайне от бывших союзников работ по атомному проекту и другим оборонным заказам пришлось проводить в стране новую «Операцию прикрытия» (названную Черчиллем железным занавесом), пресекавшую возможность утечки за рубеж любой информации.
Одним из путей в этом плане, в том числе и для переключения внимания общественности, явилось постановление ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года, остро критиковавшее журналы «Звезда» и «Ленинград». За ним последовали выступления занимавшегося разработкой «важнейших вопросов марксистско-ленинской теории» Жданова, «который вскрыл ошибки и недостатки на литературном фронте, подверг беспощадной критике писателей, тянувших советскую литературу в болото безыдейности, беспринципности, формализма, низкопоклонства перед гниющей,
В этих же целях с 1946 года развернулось повсеместное преследование троцкистов, поскольку даже после ликвидации Льва Давидовича в 1940 году остались какие-то скрытые каналы связи с Западом, по которым в страну нелегальным путём просачивался издававшийся во Франции троцкистский «Бюллетень оппозиции». В 1947 году был принят закон, запрещавший заключение браков советских граждан с иностранцами. Подоплека была, вроде, благородная — забота о том, чтобы после войны улучшить демографическую обстановку в собственной стране. А на самом деле задача состояла в пресечении связей с зарубежьем, по которым легко могла происходить утечка информации. В этом плане предпринимались также усилия, направленные на укрепление советской семьи, которая резко снижала возможность побочных контактов. С 1949 года из Прибалтики, Молдавии, западных областей Украины и Белоруссии была проведена ещё одна депортация политически неблагонадёжных и классово чуждых элементов, которые были враждебно настроены по отношению к Советской власти и, безусловно, могли передать за рубеж любые сведения.
Чтобы научить молчать своих новых союзников, в братских странах Восточной Европы в плане реализации «Операции прикрытия» была осуществлена серьёзная чистка. Аресты и судебные процессы были связаны с обвинениями в шпионаже в пользу Запада и участии в заговорах.
В нашей стране в 1948 году арестовали членов Еврейского антифашистского комитета. С одной стороны, они обвинялись в стремлении создать в Крыму Еврейскую автономную республику, которая, безусловно, явилась бы мощным очагом утечки информации. С другой стороны, в этом же году возникло государство Израиль, образованию которого активно содействовал Сталин. Возможно, вождь рассчитывал на то, что разогнанные войной и нацистскими преследованиями евреи осядут на Земле обетованной и, создав там дружественное государство, перестанут быть перевозчиками запретных сведений. Однако расчёт на это не оправдался, поскольку финансировать новообразованное государство стали США. Тогда и пришлось ликвидировать упомянутый комитет, чтобы обрубить нежелательные связи.
В начале 1949 года война против космополитов была в самом разгаре. Вот в этих условиях в Москву и был переведён Н.С. Хрущёв, который вспоминал впоследствии, что Ста-лин поручил ему руководить столичной парторганизацией, чтобы обеспечить борьбу с антипартийными элементами. В период правления Хрущёва в Москве был обнаружен заговор на автомобильном заводе им. Сталина (ныне Лихачева): группа работников-евреев была обвинена во вредительстве по заданию сионистов и США. На 30-м авиационном заводе был устроена чистка антисемитской направленности.
Представляют интерес дела об арестах жён некоторых высших руководителей партии и правительства, напрямую связанные, по нашему мнению, с «Операцией прикрытия». В замечательной книге Ларисы Васильевой «Кремлёвские жёны» [Л.44] весьма подробно рассказывается о жизни, деятельности и быте главных женщин страны Советов.
Но нас в данном случае интересует лишь один вопрос: почему некоторые из высокопоставленных жён попали за тюремную решётку, а другие — нет? На наш взгляд, определяющей в этом деле являлась всё та же возможность «утечки строго секретной информации с правительственных верхов через жён за рубеж». В связи с этим, прежде всего, представляется важным определить, кто из ближайших соратников Сталина, кремлёвских мужей, допускался к важнейшей государственной информации. В этот узкий круг входили Молотов, Жданов, Берия, Каганович, Маленков. Чуть в меньшей степени были в курсе дела Ворошилов, Калинин, Микоян, Будённый. Возможно,
Кремлёвские жёны, здравствовавшие в конце 1930-х годов, подразделялись на две категории: одни вели активную общественную жизнь, другие являлись скромными домашними хозяйками. Сразу выделим тех, чьё общение было ограничено в основном семейным кругом и потому опасности с точки зрения утечки информации не представляло. Сюда безо всяких натяжек можно отнести третью жену Будённого Марию Васильевну, Нину Теймуразовну Берия, Ашхен Лазаревну Микоян, Нину Петровну Кухарчук (жену Хрущёва). В подтверждение нашей версии приведём из книги такую цитату, рисующую обобщающий образ этих женщин: «Ашхен Микоян — подчёркнуто домашняя женщина, нарожала пятерых сыновей, с юности не работала, занималась домом, управляла прислугой, детьми, невестками и внуками, муж надёжно защищал гнездо своим всенародно известным, сверхуживчивым характером, благодаря которому в сталинские времена с семьёй ничего плохого не случилось».
Какая тут может быть утечка информации? Но, думаю, что, если бы на горизонте вдруг появились какие-нибудь иностранцы, вряд ли Анастасу Ивановичу удалось бы защитить собственную жену даже своей сверхуживчивостью.
К этим жёнам вплотную примыкали более активные в общественной жизни Екатерина Давидовна Ворошилова — «не совсем парттётя, не совсем толстуха в трофейном халате», и Мария Марковна Каганович, не имевшие, как следует из представленных скучных жизнеописаний, никаких зарубежных контактов.
Другое дело — вторая жена Будённого Ольга Стефановна Михайлова, обладавшая сильным контральто. После окончания консерватории она стала солисткой Большого театра. Беда её была совершенно не в том, что вопреки пожеланиям мужа она «не хотела портить фигуру» и «функция самки её не устраивала». Опасность заключалась в тех контактах и связях, которые у неё образовались. Вместе с другими высокопоставленными жёнами, Бубновой и Егоровой, Ольга Стефановна посещала иностранные посольства — итальянское, японское, польское, причём «на даче японского посольства они пробыли до трёх часов ночи». Установленная за легкомысленной женщиной слежка выявила её интимную связь с артистом Алексеевым, что никакого отношения к главному вопросу не имело. Однако было известно, что в 1937 году у Будённой-Михайловой был роман с иностранцем. Тогда в товарищеской беседе с Будённым нарком Ежов предупредил: Сталина беспокоит вопрос о том, что «её затянули или могут затянуть в свои сети иностранцы». Куда ж больше? Случайные слова неверной жены своему любовнику, например, о том, что они могут встретиться, так как Семён Михайлович уехал формировать какую-то там армию, могли раскрыть (или подтвердить как бы из независимого источника) определённые государственные тайны. Для пресечения нежелательного канала утечки сведений не понимавшую недопустимости такого поведения женщину, в силу своего кремлёвского положения являвшуюся носительницей определённой секретной информации, следовало срочно, под любым предлогом изолировать. Ещё летом 1937 года Михайлова была арестована как польская шпионка. Автор цитируемой нами книги пишет: «Заметьте деталь: жена Будённого сидит в тюрьме, а мать её, то есть тёща Будённого, продолжает оставаться в доме». Правильно, у тёщи, очевидно, связей с иностранцами не было. Ольга Стефановна отсидела полный срок и вернулась в Москву только в 1956 году. Как сложилась судьба её подруг, гражданок Бубновой и Егоровой, читатель может догадаться сам.
Более интересна история репрессии в отношении жены всесоюзного старосты М.И. Калинина, арестованной 25 октября 1938 года. Следствием было установлено, что Е.И. Калинина (эстонка по национальности) «с 1929 года была организационно связана с участниками антисоветской вредительской и террористической организации правых и содействовала им в их антисоветской деятельности. Сблизившись с рядом враждебных ВКП(б) лиц (перечислены их фамилии и бывшие должности. — Ю.Б.)… осуждённых впоследствии за правотроцкистскую деятельность, Калинина предоставляла им свою квартиру для контрреволюционных сборищ, на которых обсуждались вопросы антисоветской деятельности организации, направленные против политики и руководства ВКП(б) и Советского правительства. Имея тесное общение с Остроумовой В.П., информировала последнюю по вопросам секретного характера, что Остроумовой использовано в шпионских целях». Наличие такой связи, весьма опасной для утечки сведений с самых верхов, послужило основанием к тому, что 22 апреля 1939 года Военной коллегией Верховного Суда СССР Калинина была осуждена «к заключению в исправительнотрудовом лагере сроком на 15 лет с поражением в правах на 5 лет». 9 мая 1945 года Екатерина Ивановна написала на имя Сталина прошение о помиловании, в котором признала следующее: «Я совершила тяжёлую ошибку, усугублённую тем, что Вы своевременно мне на неё указывали, а я эти указания не учла. Такое несознательное отношение к своему положению и к окружающим людям повлекло за собой тяжкие проступки, за которые я несу суровое наказание. Я полностью сознаю свою вину и глубоко раскаиваюсь. Эти проступки совершены мною не из сознательной враждебности, а из-за непонимания обстановки и некритического отношения к окружавшим меня людям». 5 июня 1945 года на этом искреннем раскаянии появилась резолюция: «Т. Горкину. Нужно помиловать и немедля освободить, обеспечив помилованной проезд в Москву. И. Сталин». 11 июня 1945 года Президиум Верховного Совета СССР постановил: «Калинину Екатерину Ивановну помиловать, досрочно освободить от отбывания наказания и снять поражение в правах и судимость». К тем, кто осознавал положение вещей, товарищ Сталин относился с пониманием.