365 сказок
Шрифт:
Когда рассвело, деревенька изумлённо вздохнула: у дома ярко горел костёр, пламя жадно пожирало старьё и хлам. Окна сияли намытым стеклом, над крышей вился дымок.
Кто-то поселился на отшибе, не спросив, не представившись, не испугавшись старого дома.
Весь день соседи бродили вокруг, не спеша переступать границу, стучать в калитку или звать хозяина. Собираясь у колодца, они снова и снова делились тем, что успели углядеть — крыльцо чисто выметено, двери распахнуты, сквозь них виднеется чистая белая скатерть, которой теперь укрыт
Но хозяина никто не рассмотрел. Будто дом сам себя убрал, сам из себя хлам вынес.
Ближе к закату староста всё же решился пойти поговорить с хозяином напрямую.
— Если он тут не по праву? — степенно говорил он, пряча за этими словами настоящий страх. — Ежели нет у него никаких документов? Нельзя тогда ему тут жить.
— Нельзя, — подпевали из толпы. Дом давно всем стоял поперёк горла, сколько раз хотели бы местечко это разделить, а теперь ещё какой-то хозяин выискался.
Старосту проводили почти всей деревней, но едва он стукнул в калитку, как все тут же отступили, спрятались в зарослях, притаились.
Дверь домика распахнулась, тёплый жёлтый свет языком упал на крыльцо. В этом луче силуэт хозяина размывался, таял, чёрт разберёт, каким он там был.
— Староста я, — басовито рыкнуло от калитки, хотя никто не слышал вопроса.
Силуэт пропал с крыльца, а затем петли калитки заскрипели. И снова ничего было не разобрать, только на мгновение широкие плечи старосты заслонили луч, а потом и вовсе дверь закрылась.
***
Рыжая девица смотрела с прищуром, глаза её — медовые, как у кошки — нагоняли на старосту жуть.
— Я вот… хотел спросить что, — замялся он. Готовясь к разговору с мужчиной, он никак не мог начать.
— Этот дом мне бабка завещала, — сама сообразила девица. — Вы уж и не помните её, давно она ушла… — замолчав на мгновение, девица улыбнулась. — Но дом меня дождался.
— Так это… теперь тут жить будете? — староста протёр вспотевший лоб.
— Буду, — кивнула рыжая, — буду жить. Собаку заведу, кошку. Чёрную.
Она лукаво усмехнулась, а староста почувствовал, как сердце прихватило.
— Водицы… бы, — прошептал он.
— Что-то вы бледный весь, — девица метнулась по кухоньке и подала ему ковш с водой. — Пейте, пейте же. В ней жизнь…
Староста сделал глоток, и тут же всё отпустило. Вкусная была вода, совсем не та, что в общем колодце. Да и девица вон какая ладная. Кому придёт в голову с такой-то воевать?..
— Не любят у нас дом этот, — поведал староста, допив ковшик. — Не любят, развалить хотели, да страшно. Вот и теперь места себе не находят.
— Ничего, найдут, — успокоила девица. — Меня Марьяной зовут. Да вы ступайте домой. Вот пирог — супруге отнесите, пусть она порадуется.
— Да уж, она любительница, — закивал староста и сам не заметил, как уже остался один за калиткой. В руках его был поднос с пирогом, заботливо прикрытым белым расшитым
Стоило отойти подальше, как старосту тут же обступили со всех сторон.
— Что? Ну что? Кто?.. — посыпались вопросы.
— Марьяной звать, — спокойно отвечал староста, хоть и изрядно разозлился на настырных. — По домам идите, хорошая девушка приехала, дом выходит. Кто там может? Помочь бы ей, а то не всё женские руки способны сварганить.
Народ отступил, недоумевая, чувствуя что-то неведомое, а староста вдруг окликнул:
— Эй, Вард, у тебя там собака щенилась недавно?
— Ну да, — отозвался местный кузнец.
— Отнеси щеночка, а то нехорошо — так далеко от остальных, к лесу близко, а без собаки…
***
В самой ночной тьме тоненькая фигурка прокралась к общему колодцу. Задержавшись там не больше, чем на пару минут, она словно растаяла во мраке. Никто того не видел.
***
Утром деревеньку было не узнать. Каждому словно крылья за спиной приделали, радостные счастливые люди легко брались за работу, распевали песни, в гости друг к другу ходили. И думать забыли о домике на отшибе.
Только Вард, вспомнив просьбу старосты, выбрал щенка покрепче и понёс на окраину. Его сука сбегала в лес, и по щенкам чудилось, что спуталась она с волком. Варду жаль было уничтожать такой странный помёт, да и родилось только трое, но никто не хотел себе брать помесь с диким. Хоть одного пристроить уже казалось счастьем.
Калитка была распахнута. Вард вошёл, удерживая щенка на руках, и осмотрел дом. Сразу же в сердце что-то отдалось — здесь бы подправить, тут подлатать, да и крышу бы перестелить, как бы не потекла с первыми осенними дождями… Конуру бы вот ещё собаке справить вместо той, что в углу двора торчит.
— Здравствуй, Вард, — на крыльце показалась девица. Рыжие волосы были убраны в косу, тёмное платье кое-где оказалось выпачкано мукой.
— Марьяна? — зачем-то уточнил он.
— Она самая. А это у тебя кто?
— Волчик, — он поставил щенка на дорожку, и тот сразу же вскарабкался на крыльцо, ткнулся в ладонь присевшей на корточки Марьяне.
— Это мне? Собаку нужно завести, да, — она гладила Волчика, не поднимая головы. — Хороший пёс вырастет, не будет никого вернее.
— Тебе, — Вард подошёл ближе, только чтобы рассмотреть, что за глаза у Марьяны, что за чудо она сама по себе.
— Благодарю, — тут она поднялась, и Варду пришлось запрокидывать голову: высокое крыльцо было у дома. — Ты и сам заходи. Что, не нашёл пока жены по сердцу?
— Не срослось, всё работа и работа, — как околдованный ответил Вард.
— Случается, — Марьяна улыбнулась. — Кваску хлебнёшь? Сама ставила.
— Не откажусь, день сегодня жаркий…
***
Месяц спустя вся деревня гуляла на свадьбе Варда и Марьяны. Думать все забыли, как странен и страшен им был дом на отшибе. Свой же двор Вард брату младшему оставил, в кузне они вдвоём хозяйничали.