365 сказок
Шрифт:
Я спустился к ручью — он был похож на тот, из летнего и солнечного мира, только не бежал резво, а зарос тиной и ряской, зацвёл, больше не щебеча весело на камнях. Да и по ширине он значительно уступал, мне удалось одолеть его одним прыжком.
Интересно, зачем дорога показывает мне столь схожие и столь различные реальности?
Сердце подсказывало, что новая дверь очень близко — всего-то добраться до поворота тропы, и на этот раз мне не хотелось задержаться. Когда же я перешагнул порог, то оказался в собственном саду — с нерешёнными вопросами
***
Вечером ко мне в гости заглянул Чефировый кот. Он с удовольствием выслушал мою историю, а затем сказал:
— Ведь всё просто, оба замка родились из твоих снов, тебе же выдалась возможность посмотреть на то, как они теперь существуют.
— Забавно, что оба они разрушаются, но один внушает приятные ощущения, а второй кажется зловещим, — усмехнулся я.
— Одному ты подарил вторую жизнь, другому медленное умирание, — с радостью пояснил кот. — У тебя бывают разные настроения.
— Да уж, вот это ты меня утешил, — я сделал глоток чая и спросил серьёзно: — Не нужно ли там моё вмешательство?
— Ну, если было бы необходимо, ты понял бы это ещё у ворот, — отмахнулся кот.
— Вдруг я не настолько сообразителен?
— О, миры, что выросли из чьих-то снов, умеют призвать создателя к ответу, — и он довольно потянулся за новой порцией чая.
Возможно, он был прав. Первый мир и вовсе не вызывал у меня печали, но вот второй. Как будто что-то там всё-таки оказалось не так, что-то было не настроено, недоделано. И я почти чувствовал зов, оставалось надеяться, что та реальность снова призовёт меня — сквозь сны или двери. Призовёт, чтобы я мог ей помочь.
Когда Чефировый кот исчез в ночи, я закрыл двери от лунного света и поднялся в спальню. Предчувствие кололось в кончиках пальцев. Кажется, я понял, что именно увижу во сне. Ко мне придёт замок, которому некогда я сам дал жизнь.
========== 148. Плетущая время ==========
На меня надвигалась темнота, сумеречная реальность перетекала и лилась, в ней все формы были неопределёнными, полупрозрачными и растворялись тут же, стоило только вглядеться пристальнее. Я медленно шёл куда-то, сознавая, что здесь нет никаких направлений, нет ни верха, ни низа, и на самом деле я мог бы с тем же успехом лететь или плыть, а может, и вовсе постоянно оставался на месте, пока мир вокруг танцевал и плавно деформировался, создавая иллюзию смены пространства.
Мрак и мгла иногда пронизывались лучами света, призрачного и неяркого, но настолько притягательного, что в какой-то миг я осознал, как стремлюсь догнать ускользающий луч, дотронуться до него, ощутить его прикосновение. И чем больше я погружался в эту реальность, тем отчётливее слышал повторяющийся монотонный звук.
Очень похожий на тиканье часов, но только отчего-то во мне крепла уверенность, будто ничего общего именно с часовым механизмом этот звук не имел. Он значит что-то абсолютно другое. Вот только проверить наверняка можно было, если бы источник нашёлся, но я не видел его и не мог понять, где именно он находится. Тут и не было ничего
Иногда мне казалось, что я скольжу в кронах деревьев, иногда — будто прохожу морским дном, а вокруг колышутся водоросли. Порой возникало чувство, что всё вокруг лишь туман, и когда я протягивал руку, чтобы ощутить хоть что-нибудь пальцами, то кончики пальцев скользили по тончайшим нитям, а потом чувство исчезало, вокруг оставалась лишь пустота.
Реальность текла сквозь меня, я пробирался через неё. Мне представлялось, что этот мир обрёл внезапно змеиную форму, скользит, обнимая меня кольцами гибкого тела, но не впуская в свою суть.
Сначала мне хотелось понять, постичь, затем — выбраться, и наконец — раствориться.
***
Здесь словно не было красок.
Чёрное переливалось серыми полутонами, лишь редко возникало голубоватое свечение, но никаких красных и жёлтых тонов. И может быть, этот звук всё-таки был часовым механизмом, равнодушно отсчитывающим минуты в полном ничто — однажды я услышал бой часов.
Или мне только показалось.
Ещё мне слышалось дыхание, рваное, странное, дыхание пустоты или кого-то, в ней сокрытого, но страх или гнев были слишком ярки для этого места, потому я погружался дальше, не становясь их источником, не порождая их внутри себя.
***
В тот миг, когда я почти перестал ощущать себя, когда почти слился с мглой, забывшись, потеряв все устремления, из темноты вырисовалась она. Стройная и большеглазая — зрачки, переполненные мраком, она удерживала в пальцах тонкую и ярко сияющую голубым нить. Чётко очерченные губы улыбались — так, словно улыбка к ним примёрзла навечно.
— Странник? — удивилась она. — Здесь не должно проходить путей, это опасно. Здесь не сработает никакой компас, тебе не выйти назад.
Я замер, если я ещё мог замереть, а не течь, не изменяться вместе со всем вокруг.
— Дверь впустила, дверь должна и выпустить, — но у меня больше не было никаких мыслей, и внутри меня не дрожала привычная стрелка.
Она продолжала улыбаться, нить в пальцах обернулась змеёй, обвила тонкое запястье и скользнула выше, выросла, обняла за шею, чтобы мгновенно опять стать только нитью.
— Я плету здесь время, — усмехнулась она. — Странникам нельзя этого видеть.
— Странники могут быть вне временного потока, — вспомнил я.
— А могут не быть. Совсем не быть, — она засмеялась и схватила меня за руку.
Мир не обрёл конкретности, напротив, стал ещё более аморфным, мы скользнули, пронеслись сквозь него падающими звёздами, и внезапно оказались у громадной прялки. Веретено прыгало само по себе, и его виток за витком обнимала сияющая нить. Чудовищные механизмы, двигались, издавая тот самый звук, что преследовал меня с самого начала. Среди колёс и шестерёнок проглядывали очертания и часового механизма тоже, словно одно становилось другим, а потом всё вместе превращалось во что-то третье.
Непрерывное движение завораживало.