4 года

Золочевская Саша

Откуда-то снизу запахло травкой. Девушка с красными глазами протянула «Прииивеет!» и «Будешь?», передала мне косяк. Я? Всегда буду.

– Колумбия.

– Россия.

– Я курю пятнадцать лет… – сказала она и немного завалилась вперед. – А ты?

– Не знаю, курю, когда есть.

Все знали эту даму из Колумбии, и она тоже будто бы знала всех или просто относилась ко всем одинаково.

Потом к нам подошла черно-белая пара – он из Бразилии, она из Швейцарии. Все стали спрашивать: «Как вы встретились?» Они отвечали с улыбкой: «Это Лиссабон». Тонко подмечаю: «Это Бару-Альту».

Одно из правил тусовки в этом районе – не зависать долго на одном месте. Берешь коктейль, пару минут

рассматриваешь тех, кто внутри, и вываливаешься, так как вокруг шумно и тесно, а если и есть пространство, то оно занято какой-нибудь рок-группой. На улице, где каждая дверь – это бар, такой же, из которого ты вышел, тебя подхватывает мигрирующая толпа, и добавку заказываешь уже у другой стойки. И так кочуем до тех пор, пока не закроется последняя дверь.

На вечер с итальянцами у меня была идея фикс – спеть вместе «Лашатами кантаре» (конечно же, на итальянском). В течение ночи периодически оставалась с кем-то тет-а-тет из нашей компашки и подговаривала их сделать это.

«Русский язык такой грубый, – говорит мне один из итальянцев. – Вот, например, английский – eyes, а русский – ГлаЗа». «Русский язык – это еще и оЧЧи, – парировала я. – Что сродни итальянскому "occhi». «Но сейчас же говорят – ГлаЗа!». «Еще неизвестно, что вы через двести лет говорить будете», – на этом исчерпала тему.

С другим итальянцем у меня состоялся разговор о Реджо-ди-Калабрия, ну и про песню, ясное дело. С Симоне мы просто пили Текилу Санрайз и хихикали. Педро-хост пообещал спеть перед тем, как уйти домой. Ключи у меня есть, приду сама.

В итоге концерт состоялся, нам аплодировали и снимали на телефоны, а еще мы спели «Очи черные», от души.

Когда закрылась последняя дверь, из знакомых мне хоть как-то людей рядом был только Симоне. Мы поехали искать «автопати». Парнишка всю дорогу воодушевленно пиарил мне клуб – самый-самый, чуть ли это не лучшее, что может со мной случиться в Лиссабоне. Думала: «Ну, ладно, удиви меня».

И вот мы выгрузились из такси и стоим на красной ковровой дорожке перед входом в многоуровневый ангар, нам преграждают путь две молодые португальские дамы в черном с огромными абсолютно одинаковыми губами в алой помаде. Они сестры, что ли? Или их на кастинге ртов выбирали? И их красные рты сообщают нам на английском: клуб закрыт – у нас частная вечеринка. Симоне аж слегка присел от обрушившегося облома. Ржала и тянула его за рукав в обратном направлении по ковровой дорожке, такой, будто ее только что пропылесосили. Мне было жаль Симоне: пойдем, мы веселые пьяные чуваки и нам нечего делать среди пафосных мудаков.

Меня не пустили в клуб! МЕНЯ! Ту, у которой был кабинет, водитель и наглость заявляться позже всех на совещание к генеральному с мокрой головой, как бы говоря начальникам служб комплекса: а мне еще по статусу и номер выдали!

Не отвечала на звонки. А потом рассказывала, что была на радио, хотя сама курила в подвальчике вместе с художником, который делал эксклюзивные костюмированные шоу.

Мой непосредственный директор наверняка понимал, что на радио так часто ездить необязательно и что я откровенно кладу на него хуй, которого у меня нет, каждый раз притаскивая на ужин разных типов, не очень-то вникая, деловым или романтическим этот ужин предполагался. Он говорил, намекая на увольнение по собственному: мне не важно, как ВЫ (вдруг!) относитесь ко мне, мне важно, как Вы относитесь к работе, мне важно, что Вас попросту НЕТ!

Чушь собачья! Никто не думает об отношении, когда идет рентабельность, когда кто-то оживил неизвестное, непривлекательное место! Меня подвинул тот самый художник,

которого я опрометчиво привела на один из ужинов. Человек, которого называла «братан», с которым честно делилась и, несмотря на штрафы, бесплатно кормила всех его «братанов».

В отеле на reception с первых минут обзавелась поддержкой в мужском лице. На завтраке он добавлял бутерброды и убирал кофейные чашки со столов. Мы дружили глазами. Порой его широкая улыбка сопровождалась внутренним посылом: только моргни – и я твой раб. Не моргала. Просто, как многие женщины, мгновенно обрастала самцами, способными на символические подвиги.

В номере, конечно, после пяти дней каучсерфинга ходила голая. И под музыку из ВКонтакте дефилировала перед зеркалом, примеряя по очереди три пары стильной непрактичной обуви. Среди них были туфли на каблуке, полностью облепленные золотистыми пайетками. Вертелась в них и пыталась представить на себе короткое золотое свадебное платье.

Близился Новый год, ужинала по очереди во всех ресторанах в шаговой доступности и заказывала по полпорции вариации на тему бакалау и пила, несмотря на удивленные взгляды, не вино, а фреш из манго или ананаса.

Мне пришло письмо с сайта CouchSurfing [37] – некий Рикардо организовывал новогоднюю вечеринку. Кликнула на строку – оплата наличными. Записала адрес и, воодушевленная новым приключением, пошла подбирать блузку к кожаным лосинам.

Рикардо под каменной аркой встречал гостей со списком. «Да, я из России». Еще долго думала, что бы такое надеть, не хотела выделяться из толпы. Но как может не выделяться худая девушка ростом 171 см в леопардовой блузке с цепью на шее, начесом на длинных волнистых волосах и «smoky eyes [38] »?

37

CouchSurfing – вебсайт для поиска ночевки в разных точках мира.

38

smoky eyes – с англ. – «Дымчатые» глаза.

Внутри было людно и шумно. Рядом со мной сидел афроамериканец, напротив – Рикардо и две туристки из Китая, которые у него квартировались, вокруг за столами – еще около ста каучсерферов. И, конечно, одни и те же разговоры: кто откуда, где был, что видел и куда едет.

Перед десертом вышла покурить на уличную лестницу с перилами. Стою, считаю: раз, два, три, четыре… выходит мальчонка: «Вы из Польши?». «Нет». Считаю дальше… Еще один, ничего не спрашивает… Считаю… Вот он, длинноруконогий блондин, немец. Сказал, что Маркус и: «Привет, Россия!». В общем зале он подкатил ко мне со своим пирожным и пытался говорить по-русски, кое-что у него получалось.

– Мой дед был в Сталинграде.

– А мой дед – в Берлине!

«Значит, тебе точно не дам», – подумала я.

Все несколько часов до полуночи по очереди вставали разные группы людей, кричали что-то типа «Ура!!!» и пили. Мой взгляд был прикован к барной стойке, где блондин покупал шампанское с пластиковыми стаканчиками. Я молодец. Правильный выбор.

И мы под ручку зашагали своими длинными ножищами в сторону главной площади. Болтали на русско-английском. Было любопытно, если он перейдет на немецкий, пойму ли что-нибудь? Мы попробовали, он позвонил другу в Германию, я узнала только приветствие и цифры с предлогами. А вообще в школе 4–5 по немецкому было. Может быть, по европейским меркам я не такая образованная не потому, что училась плохо, а потому, что меня как-то не так учили?