66 градусов северной широты
Шрифт:
— А твой муж?
— Он не оказывает на него никакого влияния. Теперь он сидит целыми днями дома и смотрит по телевизору спортивные передачи.
— Он на пенсии? — спросила Вигдис.
— Да, проработал всю жизнь в банке, в довольно скромной должности. Получал гроши, в марте его уволили по сокращению штатов. Пытался найти другую работу, но везде ему говорили, что он слишком старый. Пятьдесят один год. Так что все легло… — Она замигала и, словно стараясь стряхнуть все заботы, покачала головой. — Все легло на меня.
— Полицейские
Арни перевел заплетающимся языком на исландский.
— Нет, — ответила Шарон. — Но с пенсией нас надуют, я уверена. — Она захлопала глазами. — Постой. Так ты говоришь по-английски?
Вигдис глянула на Магнуса и Арни. Хихикнула.
— Только в подпитии.
Арни перевел на исландский, выражая всем своим видом некоторое недоумение.
— Почему не говоришь по-английски, когда трезвая? — спросила Шарон.
— Ну да. Ведь все ожидают, что я буду говорить по-английски, — ответила Вигдис с сильным исландским акцентом. — Я же черная, и потому никто не верит в мое исландское происхождение.
— Я заметила, что от окружающих ты слегка отличаешься, — усмехнулась Шарон, — но не хотела ничего говорить.
Вигдис улыбнулась.
— С иностранцами все ясно. Но коренные исландцы представляют собой проблему. Для многих из них не важно, где ты родилась и на каком языке говоришь. Если твои предки, все предки, не приплыли сюда на длинном корабле тысячу лет назад, значит, ты иностранка.
— Понимаю, — кивнула Шарон. — Один из твоих предков прибыл сюда несколько позже.
— Мой отец был американским солдатом на военно-воздушной базе в Кефлавике. Я его ни разу не видела. Мать никогда о нем не говорит. Но из-за этого люди не верят, что я исландка.
— Вигдис, я верю, что ты исландка, — успокоила коллегу Шарон. — Очень славная исландка. И в полиции ты на своем месте. А это, знаешь ли, существенно.
— Была ты когда-нибудь в Америке? — спросила Ингилейф. Теперь тоже по-английски.
— Еще нет. — Вигдис не смогла сдержать улыбки. Ингилейф это заметила. — Лечу на будущей неделе. Во вторник. В Нью-Йорк.
— Что собираешься увидеть? — спросил Арни.
— Точнее, кого? — поправила Ингилейф.
— Парня, — призналась Вигдис.
— Не американца ли? — спросил Магнус.
— Нет, исландца, — ответила Вигдис. — Это брат моей старой подруги из Кефлавика. Он работает в телекомпании. Я познакомилась с ним летом, когда он навещал родных.
— Как будешь решать языковую проблему? — спросил Магнус.
— Справится, — сказал Арни. — Если будет все время в подпитии, сможет объясняться и по-английски.
Где-то запищал телефон. Все переглянулись, а Шарон полезла в сумочку.
— Алло. Это детектив Пайпер.
Магнусу стало ее жаль. Конечно, не очень-то приятно получать звонок из участка, когда немного накатишь.
— Да, Чарли мой сын… За что вы его задержали?.. Участок в
На том разговор завершился.
— Дома неприятности? — спросила Ингилейф.
— Чарли опять угодил в участок. Думает, я буду освобождать его под залог. Нет уж. На этот раз он получит по полной программе.
Она откинулась на спинку стула и закрыла глаза.
Но тут ее телефон зазвонил снова. Шарон не отреагировала.
— Она заснула? — спросила Ингилейф.
Магнус поднял телефон.
— Алло?
— Могу я поговорить с матерью?
Голос подростка.
— Она сейчас занята, — ответил Магнус, бросив взгляд на женщину, сидевшую, развалившись, напротив.
— Кто ты, черт возьми? — послышалось на другом конце. — Трахаешь мою мать? Я хочу поговорить с ней!
— Минутку. — Он прикрыл рукой телефон. — Шарон? Это твой сын.
Шарон открыла глаза.
— Скажи ему, что я поговорю с ним утром.
И закрыла глаза снова.
— Доброй ночи, Чарли, — сказал Магнус. — Приятных сновидений.
Глава тринадцатая
Май 1940 года
Солнце освещало Олафсвик, когда Бенедикт скакал на своей верной Скьёне, возвращаясь из города в Храун. Он представлял свою семью на конфирмации двоюродного брата Торгильса — мать не могла оставить ферму.
В Олафсвике разговор только и шел что о высадке на прошлой неделе в Исландии британских войск. Мнения разделились. Одни считали, что пусть уж лучше здесь будут англичане, чем немцы. Другие полагали, что Исландии нужно оставаться в стороне, они не участвуют в войне, ведущейся на континенте, в тысяче километров от них.
Но все надеялись на экономический подъем, такой же как во время Первой мировой войны. Цены на рыбу, шерсть и баранину уже начали подниматься, и люди надеялись, что британцы защитят исландский экспорт.
Разумеется, никто не видел ни единого британского солдата. Те находились за двести километров, в Рейкьявике. Бенедикт улыбнулся своим мыслям. Он представил себе, как Халлгримур будет отражать британских захватчиков, если те попытаются пройти по лавовому полю в Бьярнархёфн.
Шестнадцатилетний Халлгримур и четырнадцатилетний Бенедикт теперь почти не разговаривали. Хотя они и были вполне корректны друг с другом, особенно в присутствии членов их семейств, но с прошлой зимы перестали играть вместе. Гуннар, отец Халлгримура, часто наведывался в Храун. Он был хорошим соседом для матери Бенедикта, безотказно помогая поддерживать ферму в порядке. Старался учить Бенедикта, пока тот работал. Бенедикта же это только раздражало. Он понимал, что мог научиться у Гуннара много чему, но для него было невыносимо обращаться к соседу как к заботливому дяде.