7 историй для девочек
Шрифт:
– Я так предполагаю, – ответил он, – потому что назначал ему свидание с целью сговориться о вашем бегстве и заявить ему, что все свои права на наваррский престол я уступаю вам.
– Если это станет известно, мы погибли, – сказал герцог Алансонский, побледнев.
– Да, несомненно, Морвель скажет.
– Морвель ранен шпагой в горло; я спрашивал хирурга, который делал ему перевязку, он сказал, что раньше недели Морвель не сможет произнести ни одного слова.
– Неделя! Для де Муи это больше чем нужно, чтобы оказаться в полной
– В конце концов, это мог быть и не де Муи, – сказал герцог Алансонский.
– Вы так думаете? – спросил Генрих.
– Да. Ведь человек так быстро скрылся, что заметили только его вишневый плащ.
– В самом деле, – ответил Генрих, – такой плащ больше подходит какому-нибудь дамскому угоднику, а не солдату. Никому в голову не придет подозревать в де Муи обладателя вишневого плаща.
– Нет, – сказал герцог, – уж если кого и заподозрят, так скорее… – Герцог запнулся.
– Ла Моля, – продолжил Генрих.
– Разумеется! Я и сам, глядя на бежавшего человека, одну минуту подумал на Ла Моля.
– Вы и сами думали? Тогда вполне возможно, что это был Ла Моль.
– Он ничего не знает? – спросил герцог Алансонский.
– Ровно ничего, во всяком случае – важного, – ответил Генрих.
– Теперь я сам уверен, что это был он.
– Черт возьми! – сказал Генрих. – Если так, то это очень огорчит королеву Наваррскую, она принимает в нем большое участие.
– Участие, говорите вы? – спросил герцог в замешательстве.
– Конечно, Франсуа. Разве вы забыли, что вам его рекомендовала ваша сестра?
– Верно, – ответил герцог упавшим голосом. – Поэтому мне и хотелось быть ему полезным, настолько, что я из опасения, как бы его вишневый плащ не навлек подозрений, поднялся к нему в комнату и унес вишневый плащ к себе.
– Что умно, то умно, – ответил Генрих. – Теперь я мог бы не только биться об заклад, но даже поклясться, что это был Ла Моль.
– Даже на суде? – спросил герцог.
– Ну конечно, – ответил Генрих. – Наверное, он приходил ко мне с каким-нибудь поручением от королевы Маргариты.
– Если бы я был уверен, что вы выступите свидетелем, я бы выступил против него как обвинитель, – сказал герцог.
– Если вы, Франсуа, выступите с обвинением, то, разумеется, я же не стану вас опровергать.
– А королева? – спросил герцог.
– Ах да! Королева!
– Надо бы узнать, как она поступит?
– Это я беру на себя.
– А знаете что, братец? Ей, пожалуй, не будет смысла опровергать нас; ведь этот молодой человек прогремит теперь как храбрец, и слава ему не будет стоить ни гроша, он купит ее в кредит, на веру. Правда, весьма возможно, что ему придется за это уплатить вместе с процентами и капитал.
– Ничего не поделаешь! – ответил Генрих. – Ничто не дается даром в этом мире.
И, с улыбкой махнув рукой герцогу Алансонскому, он осторожно высунул голову в коридор; убедившись, что никто их не подслушивал, Генрих быстро проскользнул на боковую
Королева Наваррская, так же, как и ее муж, была в волнении. Ее сильно тревожил ночной поход против нее и герцогини Невэрской, предпринятый королем, герцогом Анжуйским, герцогом Гизом и Генрихом Наваррским, которого она тоже узнала. Несомненно, что у них не было никаких улик против нее; привратник, которого отвязал от ворот Ла Моль, уверял, что не сказал ни слова. Но четыре высокопоставленные особы, которым два простых дворянина – Ла Моль и Коконнас – оказали сопротивление, – эти особы свернули со своего пути не случайно, а с определенной целью. Маргарита вернулась в Лувр на рассвете, проведя остаток ночи у герцогини Невэрской. Она тотчас легла в постель, но вздрагивала при малейшем шуме и не могла заснуть.
И вот среди мучительной тревоги она вдруг слышит стук в потайную дверь; узнав через Жийону, кто пришел, Маргарита велела его впустить.
Генрих остановился на пороге; он нисколько не походил на оскорбленного мужа – на тонких губах его играла обычная улыбка, ни один мускул лица не выдавал тех треволнений, которые он пережил несколько минут тому назад.
Глазами он как бы спрашивал Маргариту, не разрешит ли она ему остаться с ней наедине. Маргарита поняла его взгляд и сделала Жийоне знак уйти.
– Мадам, – обратился к ней Генрих, – я знаю, как вы любите своих друзей, и боюсь, что я принес вам неприятное известие.
– Какое, месье? – спросила Маргарита.
– Один из самых милых наших людей попал в большое подозрение.
– Кто же?
– Милый граф де Ла Моль.
– Графа де Ла Моль подозревают! В чем же?
– Как виновника событий этой ночи.
Несмотря на умение владеть собой, Маргарита покраснела. Но, сделав над собой усилие, спросила:
– Каких событий?
– Как?! Неужели вы не слыхали даже такого шума, какой был в Лувре этой ночью? – спросил Генрих.
– Нет, месье.
– Ваше счастье, мадам, – с очаровательным простодушием сказал Генрих, – это доказывает, как хорошо вы спали.
– А что же здесь произошло?
– А то, что наша добрая матушка приказала Морвелю и шести стражам арестовать меня.
– Вас, месье? Вас?!
– Да, меня.
– На каком основании?
– Ну-у! Кто может знать основания такого глубокого ума, как ум нашей матушки. Я их уважаю, но не знаю.
– Вы разве не ночевали дома? – спросила Маргарита.
– Нет, но случайно. Вы верно угадали, мадам, я не был дома. Вчера вечером король предложил мне пойти с ним в город; но пока меня не было дома, там был другой человек.
– Кто же другой?
– По-видимому, месье де Ла Моль.
– Граф де Ла Моль? – изумилась Маргарита.
– Черт возьми! И молодец же этот провансалец, – добавил Генрих. – Представьте себе, он ранил Морвеля и убил двух стражей.
– Ранил Морвеля и убил двух стражей?! Это невозможно.