7 историй для девочек
Шрифт:
– Как? Вы сомневаетесь в его храбрости, мадам?
– Нет, я только говорю, что Ла Моль не мог быть у вас.
– Почему же он не мог быть у меня?
– Да потому, что… потому, что… он был в другом месте, – смущенно ответила Маргарита.
– А-а! Если он может доказать свое алиби – тогда другое дело, – сказал Генрих. – Он просто скажет, где он был, и вопрос о нем будет исчерпан.
– Где он был?! – с волнением повторила Маргарита.
– Конечно… Сегодня же он будет арестован и допрошен. К сожалению, против него имеются улики…
– Улики! Какие же?
– Человек, оказавший такое
– Да, такого плаща нет ни у кого, кроме Ла Моля… хотя мне известен и другой человек…
– Мне – тоже… Но вот что получится: если у меня в спальне был не Ла Моль, то, значит, это был другой обладатель вишневого плаща. А вы знаете, кто он…
– Боже мой! – воскликнула Маргарита.
– Вот где наш подводный камень! Ваше волнение, мадам, доказывает, что вы тоже его видите. Поэтому поговорим, как говорят о вещи, самой завидной в мире, – о престоле… и… о самом драгоценном благе – о своей жизни… Если арестуют де Муи – мы погибли!
– Я понимаю.
– А граф де Ла Моль никого не может подвести, – продолжал Генрих, – если только вы не считаете его способным выдумать какую-нибудь небылицу; вдруг скажет, например, что он был там-то с дамами… да бог его знает – что…
– Если вы опасаетесь только этого, – ответила Маргарита, – то можете быть спокойны… он этого не скажет.
– Вот как! – сказал Генрих. – Ничего не скажет, даже если ему за это будет грозить смерть?
– Не скажет.
– Вы уверены?
– Ручаюсь.
– Значит, все складывается к лучшему, – сказал Генрих, вставая.
– Месье, вы уже уходите? – с волнением спросила Маргарита.
– Да. Все, что мне надо было вам сказать, я сказал.
– А вы идете к?..
– Постарайтесь вывести всех нас из того опасного положения, в которое поставил нас этот дьяволенок в вишневом плаще.
– О боже мой! Боже мой! Бедный юноша! – горестно воскликнула Маргарита, заломив пальцы.
– Этот милый Ла Моль воистину очень услужлив, – говорил Генрих, уходя.
IX. Поясок королевы-матери
Карл IX вернулся домой в самом веселом расположении духа; но после десятиминутного разговора с матерью можно было подумать, что свое раздражение и свою бледность она передала сыну, а его радостное настроение взяла себе.
– Ла Моль?! Ла Моль! – повторял Карл. – Надо вызвать Генриха и герцога Алансонского. Генриха – потому, что этот молодой человек был гугенотом; герцога Алансонского – потому, что Ла Моль у него на службе.
– Что ж, позовите их, сын мой, если хотите. Боюсь только, что Генрих и Франсуа связаны друг с другом больше, чем это кажется на вид. Допрашивать их – это только возбуждать в них подозрения; было бы надежнее подвергнуть их искусу не спеша, в течение нескольких дней. Если вы, сын мой, дадите преступникам вздохнуть свободно, если вы укрепите в них мысль, что им удалось обмануть вашу бдительность, то, осмелев и торжествуя, они дадут вам более удобный случай поступить с ними сурово; и тогда мы все узнаем.
Карл в нерешительности ходил по комнате, стараясь отделаться от чувства гнева, как лошадь от удил, и судорожным движением руки хватался за сердце, раненное подозрением.
– Нет, нет, – сказал он наконец, – не стану
Екатерина села. При том уме, какой был у нее, всякое обстоятельство, как будто и далекое от ее цели, могло быть так повернуто могучей рукой Екатерины, что повело бы к осуществлению ее замыслов. Каждый удар двух вещей друг о друга или производит звук, или дает искру. Звук указывает направление, искра светит.
Вошел герцог Алансонский. Разговор с Генрихом Наваррским подготовил его к предстоящему объяснению, и он был спокоен.
Все его ответы были очень определенны. Так как мать приказала ему не выходить из своих покоев, то он ровно ничего не знает о ночных событиях. Но его покои выходят в тот же коридор, что и покои короля Наваррского, поэтому он кое-что слышал: сначала уловил звук, похожий на взламывание двери, потом – ругательства и, наконец, выстрелы. Только тогда он осмелился приоткрыть дверь и увидел бегущего человека в вишневом плаще.
Карл и его мать переглянулась.
– В вишневом плаще? – спросил король.
– В вишневом, – ответил герцог Алансонский.
– А этот вишневый плащ не вызывает у вас подозрений на кого-нибудь?
Герцог Алансонский напряг всю силу своей воли, чтобы ответить как можно естественнее:
– Должен признаться вашему величеству: по первому взгляду мне показалось, что это плащ одного из моих дворян.
– А как зовут этого дворянина?
– Месье де Ла Моль.
– А почему же этот месье де Ла Моль был не при вас, как этого требовала его должность?
– Я отпустил его, – ответил герцог.
– Хорошо! Ступайте! – сказал Карл.
Герцог Алансонский направился к той двери, в которую входил.
– Нет, не в эту, – сказал Карл, – а вон в ту. – И он указал на дверь в комнату кормилицы.
Ему не хотелось, чтобы герцог встретился с Генрихом Наваррским. Карл не знал, что зять и шурин виделись, хотя и на минуту, но этого было достаточно, чтобы согласовать им свои действия…
Вслед за герцогом, по знаку Карла, впустили Генриха.
Генрих не стал ждать допроса и заговорил сам:
– Сир, очень хорошо, что ваше величество за мной послали, потому что я сам уже собрался идти к вам и просить вашего суда.
Карл нахмурил брови.
– Да, суда, – повторил Генрих. – Начну с благодарности вашему величеству за то, что вчера вечером вы взяли меня с собой; теперь я знаю, что вы спасли мне жизнь. Но что я такое сделал? За что хотели меня убить?
– Не убить, – поспешно сказала Екатерина, – а арестовать.
– Пусть будет – арестовать, – ответил Генрих. – Но за какое преступление? Если я в чем-нибудь виноват, то я виновен в этом и сегодня утром так же, как был виновен вчера вечером. Сир, скажите, в чем моя вина?