90-е: Шоу должно продолжаться 13
Шрифт:
— Гриша, я хочу, чтобы ты играл в моей группе, — просто сказал Сэнсей, как раз в тот момент, когда я наливал всем по второй порции чая.
— Я даже не знаю… — Гриша задумчиво коснулся пальцами эклера на своей тарелке. — Я не очень хорошо чувствую себя в больших скоплениях народа. А играть в группе — это же гастроли, концерты. Кроме того, мне нелегко… перемещаться.
— Я понимаю, — кивнул Сэнсей. — Но мы можем попробовать. Как насчет записать для начала вместе мою новую песню? Вы не против, если я сыграю?
Сэнсей быстро встал и принес из прихожей свою гитару. Пробежался по струнам, прикрыл глаза и запел.
—
Что ветер тебе прошепчет
И что-то проплачет дождь,
Что время придет и полечит
Когда смотришь вперед
А там пустота
И песок струится сквозь пальцы
Время руку сожмет,
Разомкнет уста
Мы с тобой всего лишь скитальцы…
Сэнсей доиграл, в комнате повисла тишина. Тикали часы, за окном голосили птицы. Но печальная песня как будто набросила на яркую и звонкую реальность тяжелое одеяло.
— Я раньше не слышал эту песню, — сказал я, почувствовав, что пора уже прервать затянувшуюся паузу.
— Вчера ночью написал, пока вы спали, — сказал Сэнсей. — Ну, то есть, стихи уже были давно, но вот музыка… Гриша, ты же узнал мелодию?
— Я играю ее по-другому, — ответил Гриша, поморгав.
— У меня нет твоего мастерства, — улыбнулся Сэнсей.
— Это так… странно, — Гриша откатился от стола к стене. — Я много раз себе представлял, как мой талант признают, как придут и начнут предлагать… всякое. Еще с того момента, когда первый раз взял в руки гитару. И вот сейчас, когда это произошло…
— А как же в тот раз? — спросила Елена Сергеевна. — И еще месяц назад, когда приходил… ну… этот…
— Так это же не по-настоящему было, — отмахнулся Гриша. — Тем людям не музыка моя была нужна, а вот это…
Он покрутил колеса своей коляски вперед-назад.
— А сейчас я… — Гриша развернулся лицом к стене и замер. — Сейчас я боюсь. Вот честно.
— Почему? — удивленно спросил Сэнсей. — Честное слово, я когда увидел твое выступление на кассете, меня как громом поразило. Ты играл, как будто это я. Я смотрел на тебя и видел там на сцене себя. И музыка… Это же твоя мелодия, верно?
— Ну… да, — Гриша кивнул, все еще не поворачиваясь.
— Давай запишем альбом, — предложил Сэнсей. — Акустический. В две гитары. Насчет гастролей я тебя понимаю и не буду настаивать. Хотя уверен, что это была бы бомба. Но давай начнем с записи в студии.
— Послушайте, Семен, — строго сказала Елена Сергеевна. — Вы не должны давить на Гришеньку!
— Елена Сергеевна! — резко сказал Гриша, поворачивая обратно свое кресло. — Не надо меня опекать, я сам способен принять решение.
— Да я же не… — Елена Сергеевна смутилась и замолчала.
Мне стало слегка неуютно. И как-то даже неудобно. Как-то так выходило, что мне редко здесь в девяностых приходилось сталкиваться с безысходностью и тоской. Эта часть страшной эпохи перемен проходила как-то мимо. Где-то она была, но замечал я ее только как-то краем глаза. Так получалось, что вокруг меня царил веселый хаос, атмосфера творчества и эйфории от внезапной свободы. Не было проблем с деньгами, со страхом перед завтрашним днем, а безумно мчащиеся вверх цены… Ну, я это отмечал, конечно, только они не угрожали никому из моего окружения голодной смертью. Пустые прилавки, которые я увидел, когда только-только здесь оказался, заполнились всеми разновидностями
Тут я выписал себе второй подзатыльник. Ну да, в среде околороковой тусовки было в порядке вещей притаскивать в гости на пьянки порой совершенно неподходящие вещи. У того же Боржича даже правило негласное было — идешь к нему бухать, прихвати еще пару банок тушенки, кило гречки, кило сахара. А если ты обнесешь своих родичей на какие-нибудь соленья из погреба — то вообще шоколадно! Но Елена Сергеевна была явно из другого теста. И ее подобная подачка точно оскорбила бы до глубины души. Так что лучше уж эклеры.
— Гриша, у меня предложение, — сказал я. — Контракт. На полгода. Сэнсей, тебя это тоже касается. Я займусь твоим новым альбомом. Беру на себя студию и все прочие заморочки, включая транспорт. Зарплату в процессе и процент продаж обсудим в рабочем порядке. Идет?
— А Василий? — прищурился Сэнсей.
— Так в его епархию я и не лезу, — я пожал плечами. — Только этот альбом. Десять песен. Идет?
— Володенька, я не поняла… — Елена Сергеевна нахмурилась. — Вы Гришеньке постоянную работу предлагаете?
— Вроде того, — кивнул я.
— Гришенька… — Елена Сергеевна посмотрела на Гришу.
Я достал из кармана кошелек и выложил на стол несколько купюр.
— Нам не нужны подачки! — глаза Елены Сергеевны резко похолодели.
— Подачки? — хмыкнул я. — О чем вы вообще говорите? Вас же не смущает, что я каждый раз плачу Грише за уроки? Эти деньги — точно такая же его времени. С надбавкой на стресс. Это даже не аванс пока что, мы ведь еще не договорились и ничего не подписали.
— Ох… — Елена Сергеевна вздохнула. — Надо со стола убрать…
Маленькая женщина вскочила, схватила пустую тарелку и чашку и быстро скрылась в кухонном закутке.
— Гриша? — я вопросительно приподнял бровь.
— Володя, ну какого ответа ты от меня ждешь? — сказал он. — Я сейчас пошевелиться боюсь, потому что мне кажется, что все это сон. Ну как такое вообще может быть, чтобы Семен Вазохин сидел у меня дома, и мы тут вместе гоняли чаи?
— Положительного ответа, конечно, — усмехнулся Сэнсей.
Шемяка переминался с ноги на ногу, стараясь прикрыть зонтом и себя, и меня, и Еву. Ева присоединилась к нам в последний момент. Мы уже собирались выходить, а она вернулась из универа, взвинченная вся, экзамен был каким-то на редкость нервным, и когда я сказал, что мы погнали на вокзал, встречать ранних пташек, приехавших на фестиваль, она тут же заявила, что едет с нами. Чтобы отвлечься. Ясен пень, я не возражал. И вот теперь мы стояли на перроне и ждали опаздывающий уже на двадцать минут поезд. Можно было от дождя в здании вокзала спрятаться, но нам всем троим синхронно вдруг не захотелось. Первый по-настоящему летний дождь, вечерний почти пустой перрон, романтика!