99942
Шрифт:
Максим сделал паузу, почувствовал что-то едва уловимое, присмотрелся к бледному лицу полуживого чиновника – ничего.
– И установили его связь с некоторыми людьми, определённого круга, в том числе с вами…
Тишина, лишь едва уловимое шипение "BioLung". Максим закрыл рот. Что он вообще собирается получить от этого истукана? Как он может помочь и, главное, в чём? Максим с горечью осознал, что интуитивная зацепка, единственный крючок, заманчиво торчавший из стены, втягивается и исчезает в ровном, непрошибаемом бетоне. Но сдаваться так просто Максим не
– Вам известно о проекте "Воронка"?
Казанцев вскинул брови и посмотрел на следователя, как на деревенского дурачка. Во взгляде сквозило удивление. Максим заметил, как радужки Казанцева дёрнулись на дверь. Едва заметная ухмылка вспыхнула и начала тлеть в уголке рта. А потом выражение лица приобрело прежнюю надменность, смешанную словно бы с сочувствием. Казанцев поднял руку и медленно поднёс к губам указательный палец.
Максим открыл рот, чтобы спросить "почему?", но в палату влетела дежурная, вцепилась в локоть и потянула к двери с силой седельного тягача.
– Что вы себе позволяете… – начал было Максим, но тут женщина отпустила локоть и ударила его в живот, большим, натренированным на ватных подушках кулаком.
Боль вспухла в животе и поползла вверх, сковывая дыхание. Дюзов тяжело втянул воздух и, несмотря на сдавленное дыхание, тихо зарычал – от унижения в том числе.
– Покиньте, пожалуйста, помещение, – прошипела женщина.
От мрачно улыбающегося лица дежурной исходила заскорузлая сила – древняя магия непоколебимой уверенности в своих полномочиях. Она напоминала бездумного орка, за которым стоял могущественный повелитель.
Что говорить, сегодня женщины обращались с Максимом без лишних церемоний – унижая словом и делом (а если вспомнить Аню и её уход…) И он ничего не мог с этим поделать. Ничего?
"Вот уж хватит…"
Поборов зачаточное желание врезать "орку" по морде – Максим никогда не бил женщин, – он протянул руку, чтобы взять дежурную за плечо, возможно, оттолкнуть, возможно, яростно сдавить, но та вновь стиснула локоть.
Всё это время Казанцев продолжал источать беззвучное сочувствие.
Женщина сжала кисть, и Максим ойкнул.
– Не лезь, дурак! Тебе же хуже, – злобно прошептала дежурная.
Максим бросил взгляд в тёмный дверной проём, и ему показалось, что там мелькнуло чьё-то бледное лицо, будто даже знакомое.
Дюзов сдался.
– Понял… Руки… Ухожу…
– Быстро, – оскалилась дежурная, разжимая пальцы.
Максим поспешил прочь, стараясь не оборачиваться, два шага до двери, в коридор, брутальная женщина скалой напирала сзади и перед тем, как закрыть дверь, толкнула в спину.
Дверь захлопнулась. Максим в изумлении уставился в прямоугольник тёмного стекла. Он услышал страх, неконтролируемый, бездонный ужас, вырвавшийся в коридор вместе с этим хлопком.
– Что за дела, – сказал Максим в запертую дверь, согнулся, выпрямился, отдышался и оглянулся по сторонам.
Медбрата, сопроводившего его к палате Казанцева, в
Жуткое место. Производное от жутких людей. Одни здесь случайно, другие – работают. Сиделка наверняка капитан, а медбрат с проницательным взглядом – уж никак не ниже майора. А девушка, что приближается по коридору, – кто она?
Максим шёл навстречу, стесняясь смотреть прямо в лицо, лишь краем глаза ловя черты, цвет волос. Заметил, как девушка дёрнула головой, машинально повернулся и сфотографировал взглядом: тёмные глаза, резкие черты лица, тонкий нос с горбинкой, припухлая нижняя губа. И ноль ответного внимания. "Ну и чёрт с вами всеми", – решил Максим.
Дойдя до лифтов, он заметил туалет, с усилием толкнул неподатливую дверь и заскочил внутрь. Дверь не хлопнула, как Максим ожидал. Доводчик? Он обернулся и увидел человека. Большой вытянутый нос показался знакомым, Максим постарался вспомнить, где видел этот почти карикатурный шнобель, но в этот момент раздался хлопок – дверь? но как? мужчина продолжал держать её левой рукой, а правой… – и мир вдруг начал меняться.
Куда-то делись все звуки, их точно вымело, а с ними пропала взаимосвязь и последовательность событий. Носатый незнакомец куда-то исчез, Максим шагнул в коридор, но вместо лифтов увидел перила и ступеньки.
– Пидарасы! Пидарасы! – вспарывая тишину, прокатилось по лестнице.
Он посмотрел вверх. Вниз. Никого. Вышел на улицу и остановился возле клумбы. Его окружил вялый, бесшумный мир. Монополию анютиных глазок на землю бессовестно оспаривал разный сор. Подобное нахальство Максим легко прощал лишь ромашкам. Он сорвал одну и повертел между пальцами, глядя на бело-жёлтые цветы и перистые листья. Посмотрел назад на знакомые стены, красную табличку с надписью "Следственное управление Следственного комитета по Западному административному…"
На крыльцо вышла девочка, та самая, которой утром мама закрывала уши на лестничной клетке, когда оплёванный опер Коньков вёл "гепатитного". Розовая косынка почти сползла на глаза, но ребёнка это не смущало – девочка внимательно взглянула на Максима. Словно на свидетеля во время опроса. В детских глазах было что-то от взгляда Ани, когда она смотрела на него, будто бы упрекая, злясь, но уже простив. Сравнения… Не на это ли обречены все брошенные или безответно-любящие? Искать в мире – в людях, растениях, погоде – знакомые черты? Додумывать их…
Поддавшись порыву, Максим протянул ребёнку ромашку, показав пример:
– Любит. – Он оторвал светлый лепесток. – Не любит. – Ещё один.
Девочка взяла цветок.
– Любит, любит, любит… – белые "язычки" спланировали на плитку.
– Нет… – хотел было поправить Максим, но запнулся. Вариант девочки ему нравился.
В конце концов, почему любой выбор должен иметь хороший и плохой вариант? Это вечные стороны одной медали… Почему не два добрых, чистых, радостных?
– Соня, Со… – На крыльце появилась мама девочки. – Ты зачем убежала?