99942
Шрифт:
"Да. Наверное, да".
Он понимал. Некоторые сны – как пули. Боль от нанесённых ими ран тянется далеко, очень далеко, в другие…
"Ты понимаешь, где находишься…" – этот вопрос задал человек из подобного сна-пули? "Но почему я не помню самого сна, лишь слышу отголоски его боли? О чём он был и что в нём стряслось?"
Молчание. Жаль, что ответы нельзя шепнуть на ухо самому себе.
– Максим, ты куда? Такси едет!
Он снова проигнорировал Аню, перешёл дорогу, свернул у крыльца направо и через несколько шагов сбежал вниз по лестнице, ведущей к двери
– Подожди!
Не стал. Толкнул холодный металл с надписью "Теплопункт" (дужка навесного замка лопнула, корпус упал под ноги) и оказался…
…где угодно.
Здесь было не так холодно. И почти никакого снега.
Играла музыка.
Над зеркалом горел стилизованный под огромный апельсин светильник. Вдоль шкафа-купе стояли мужские туфли, шесть пар, на любой цвет и вкус. Некоторой обуви стоило выписать штраф за неправильную парковку. Максим снял пальто и разулся, пристроив свои зимние ботинки рядом с весенне-летней обувкой – точно угрюмый внедорожник затесался в компанию стильных кабриолетов. Грязный снег в протекторах подошвы пачкал паркет прихожей.
– Ба, какие люди! – Из кухни появился Паша Важник со шкварчащей сковородой на деревянной подставке. – У тебя, Максимыч, чуйка нереальная, аж зависть берёт. Под самый налив всегда приходишь. Чуешь, чуешь грибочки как пахнут? Лисички!… А сок где?
Максим посмотрел на свои руки. Ни пакета, ни коробки сока.
"Интересно, могу ли я сделать так, чтобы они появились? Это ведь мои сны…"
– Опять запивон забыл? – донёсся из зала голос Игорька Пономарёва.
– Хорошо, что водку не поручили! – а это Генка Шолтун.
– Паша, тряси закрома свои! Тёщин компотик с балкона направляй! – "Петрович, кому ж ещё командовать процессом?"
– Нехрен вообще запивать! – снова Пономарёв. – Врачи не рекомендуют!
– Тишина должна быть в библиотеке! – успокоил зал Важник. – Максимыч, давай за стол. После суток сегодня?
Максим рассеянно кивнул.
"Нет, мне не сюда. Надо к Диману. Надо позвонить своим, предупредить, чтобы поучастливей с другом, что не того приняли".
Вместо этого он прошёл в зал, пожал коллегам руки и сел на стул, спиной к окну. Все "свои" были здесь, в квартире Важника: сам Пашка, Петрович, Стас Улыбка, Пономарёв, Шолтун. Пригласили и "молодняк" – Белую Косточку. Шолтун, в кабинет к которому подсадили Белую Косточку, привёл новичка вливаться в коллектив.
– Где Эдик? – спросил Стас Улыбка у Важника.
– Табачит на балконе.
– Слышь, Игорёк, твою сигарету электронную скурили, – хохотнул Петрович, самый старый из следователей.
– Шутки у тебя, Петрович, из каменного века, – вернул Пономарёв. – Как и ты сам.
Появился незнакомый Максиму парень, сел на край дивана, заметил новое лицо и поздоровался кивком. Видимо, тот самый Эдик, знакомый Стаса Улыбки. Максим кивнул в ответ.
В гриве тополей за окном путалось солнце. В зале кружили чёрные и красные снежинки, но никто, кроме Максима, их не замечал.
– Какой повод? –
– Пашка на дачу свою отправил. А мы, временно холостякующие лица, на культурную пьянку его подбили, – просветил Шолтун, глаза пьяно поблескивали – успел добежать до официального старта. – Ну и вас, неженатиков, решили подтянуть, честь оказать, – Шолтун замаркировал взглядом Максима и Пономарёва. – Со взрослыми дядьками хоть попьёте.
– Женёк, правда такая штука – красит она человека, – улыбался Пономарёв, скручивая пробку с переданной Важником литровой бутылки "Финляндии". – Сознайся, что решили рядом со свободными мужчинами посидеть. Ауру свою почистить.
– Даже Белая Косточка успел ячейку общества создать. А вы с Максом, что там доите?
– Не что, а кого.
Стараниями хозяина квартиры и Белой Косточки живенько заполнился стол. Салаты в одноразовых лотках из вспененного полистирола. Куриные крылышки и картофель фри, явно изъятые из таких же продовольственных подложек и разогретые на более привычной керамике. Жареные лисички. Буженина, салями, отварной язык, корнишоны и соус из хрена. Одна тарелка на двоих в виду минимализма стола, рюмка – каждому, святое.
– Ну, давайте, – Важник поднял чарку, взмахнул корнишоном. – За Стаса первую! Чтобы чекисты от него отлипли.
Жахнули. Пономарёв обновил рюмки. Стас Улыбка, оправдывая кличку, белозубо улыбался, но как-то потерянно и задумчиво. Максим словил его взгляд.
– Куда влез?
– Ты с отсыпным совсем от коллектива отбился, главных новостей не знаешь, – ответил Шолтун вместо Стаса. – Эсбэшники за Улыбку взялись, весь день в управлении шастали. Дела, документы, флешки, даже жёсткий диск забрали. Копают яму, волки. Стасик полдня у меня в кабинете сам не свой просидел.
– А с чего присосались?
– Жалобу хмырь один накатал.
– Ах ты ж, – посочувствовал Максим. В проверках мало приятного, а когда роют звери из "собственной безопасности" – вообще мрак. Даже Главное управление процессуального контроля за расследованием преступлений рядом не стояло, правда, и эти ребята нервы качают изрядно: "Следственные действия выполнены не в полном объёме, не своевременно, допущена волокита…" "А Иванова забыли проверить?" "А эту версию почему не отработали?" Вцепились в "полно, всесторонне, объективно, оперативно", ткнули пальцем в "отсутствие наступательности" и грозят каждый год увольнением. Хорошо хоть Валентинович вступается.
Снежинки сделались жирнее и настырнее, они больше не кружили, а сыпали. Чёрные – на лоб над переносицей, красные – на грудь под ключицей. Крошечные бомбы с болью. Осы с ледяным жалом.
"Хватит, хватит… когда вы устанете?!"
Водка не помогала. Максим распилил вилкой завёрнутую в бекон сырную палочку, но есть не стал – попросил сигарету и вышел на балкон.
В распахнутое окно тяжело, словно после пробежки, дышало лето, но его горячие порывы были бессильны над цепкими кристаллами льда. Максим курил, сбивая пепел на приспособленный под пепельницу продуктовый лоток, уже прожжённый местами до алюминиевых пятен оконного отлива.