99942

Костюкевич Дмитрий Геннадьевич

"Спасибо", – сказал Максим "карусели", наверное, впервые не проклиная, как в детстве, когда над ним смеялись одноклассники, и не призывая, как после знакомства с Машей, а благодаря синестезию.

Белая рубашка под жёлтым бантом напитывалась кровью. Рядом с рукой Пеликана лежал нож с круглой металлической рукояткой и винтовым лезвием. Пеликан не пытался его поднять. Максим пнул необычное оружие ногой, и оно отлетело к корзине с накладными носами и клоунскими колпаками.

Скрывавшийся под личиной Микки Мауса Пеликан облизал губы. Не моргая, он смотрел на Максима,

его взгляд выражал нечто похожее на уважительное удивление или удивлённое уважение.

Ещё несколько секунд Максим целился Пеликану в широкий, покрытый испариной лоб, а потом опустил пистолет. Он чувствовал, как его покидают силы, словно пули проделали две дыры в нём, а не в Пеликане. Это была исступлённая слабость, которая не оставляла место ничему другому – ни страху, ни облегчению. В нём клубилось истоптанное безразличие дороги. Напомнить себе о том, что ничего ещё не закончилось, стоило титанических усилий.

– Чем… чем я… себя выдал? – проговорил Пеликан, задыхаясь. Голос "Микки Мауса" звучал спокойно.

– Ничем, – устало сказал Максим.

– Тогда… как?

Максим чуть пожал плечами, лоб прорезали вертикальные морщины, руки начали дрожать, словно после многодневного запоя; та, что с пистолетом, правда, дрожала меньше. Он снова глянул на диковинный нож Пеликана. Убийца понял смысл молчаливого вопроса.

– Почему нож?… Я подумал… пули тебя не берут… вот и решил…

Пеликан попытался улыбнуться. В его замутнённом взгляде, направленном прямо на Максима, мелькнуло одобрение. Максим уселся рядом, спиной к древнему музыкальному автомату, от которого тянулся толстый жёлтый кабель, положил "Макаров" между ног, расстегнул две верхние пуговицы рубашки, достал телефон, впихнул в него "симку", которая нашлась на дне того же кармана, набрал номер "скорой помощи", передумал и сбросил звонок. Раненный в грудь наёмный убийца часто моргал, из щели рта при выдохе рвался сип.

По кукольной комнате кружился пороховой дым и пыль. Максим опустил глаза на большие жёлтые ботинки, в которые были небрежно заправлены красные штаны, перевёл взгляд на левое запястье Пеликана. На манжете, выбившейся из-под рукава пиджака Микки Мауса, сверкнул золотой глаз, звонко протянул в воздух канареечные струны – как и получасом раньше, когда Максим шагал по длинному коридору. А потом "карусель" остановилась.

– Хотя, если подумать… – произнёс Максим. – Золотые запонки – слишком большая роскошь для куклы. Даже для любимца Уолта Диснея. Ты знаешь, как звучит золото?

2

Максим многое бы отдал – перед потенциальным концом света это не трудно – за то, чтобы услышать привычный шёпот кондиционеров, но в павильоне не было того, кто мог предложить подобную сделку. Только умирающий Пеликан в костюме Микки Мауса и потревоженные стрельбой ростовые куклы.

Максиму вспомнился кот-гидроцефал, в поролоновые внутренности которого запихнули какого-то бедолагу. Хвостатый раздавал рекламки у продуктового магазина. "Интересно, уж не отсюда ли попала на улицу та синяя кукла? Хотя, вру… Не интересно. Плевать".

Мысли снова путались.

Пеликан

сидел у колонны и, казалось, не дышал. Из-под красных штанов начинала расползаться лужица крови. Убийца часто закрывал и открывал глаза, с каждым разом всё дольше оставаясь в темноте за опущенными веками.

– Не спеши, – сказал Дюзов, глядя в почти бесцветные глаза Пеликана. Он не чувствовал ни злости, ни азарта следователя, подступившего к разгадке. Только усталость. – Успеешь отоспаться. У меня к тебе парочка вопросов.

Пеликан едва заметно кивнул.

– Я хочу знать, – проговорил Максим. – Почему ты хотел меня убить?

– Мне… поручили, – задыхаясь, ответил Пеликан. – Ты… мешал.

– Кому?

– Проекту…

– Профессору Булгарину?

– Да…

Это не походило на привычный допрос, когда беседа с подозреваемым превращается в состязание, столкновение двух интеллектов. Когда между следователем и допрашиваемым находится небольшой стол с папками уголовного дела, из стены пристально наблюдает скрытая видеокамера, а в тишине почти ощутимо вибрируют прямо противоположные цели: один пытается скрыть информацию, другой – её выудить.

– Это Булгарин приказал устранить меня?

– Да…

– А когда ты стрелял в меня у торгового центра?

– Я полагался… на начальные инструкции… твоё появление… оно снова… угрожало проекту…

Пеликан дёрнулся, словно от резкой желудочной боли. Его рот широко раскрылся, обнажая испачканные кровью зубы.

– Маша… Мария Измайлова, что ты знаешь о ней? – спросил Максим.

Пеликан подумал.

– Ничего…

– На кого ты работаешь?

– На деньги…

Беседа с умирающим, который сыграл в твоей жизни ключевую роль, и к которому накопилось много вопросов, – вот что напоминал этот разговор.

– Кто отдавал тебе приказы?

– Сверху… силовая структура… каждый раз… новый человек…

– Как они связаны с Булгариным? Они в одной упряжке?

– Не связаны… нет…

– Эта структура хотела устранить Булгарина?

– Не знаю… такого задания… не получал…

Никакого сопротивления. Никаких увиливаний. Это было странным. Пеликан словно признал в нём достойного противника, победившего в честной схватке. Вкладывал в руки Максима трофей, своё оружие – информацию.

– Ты помнишь, что случилось в кабинете профессора третьего июня прошлого года?

Пеликан долго смотрел на Максима, прежде чем ответить.

– Нет… меня там… не было… тогда.

– Откуда уверенность?

– Я был у него… в этом НИИ… только раз… в апреле… и всё.

"Что таится за этой открытостью? Только близость смерти? Или нечто другое?"

Максим задумался: если Пеликан не врёт и действительно побывал в кабинете профессора лишь однажды, за два месяца до "своей смерти", мог ли тогда Булгарин снять с него "копию"? Допустим, мог и снял. А потом, убив настоящего Пеликана, восстановил другого, ещё не получившего приказ на его ликвидацию. Значит, этот Пеликан – копия… вот и ведёт себя странно, выкладывает всё начистоту, точно грехи перед смертью отмаливает…