"А се грехи злые, смертные..": любовь, эротика и сексуальная этика в доиндустриальной России (X - первая половина XIX в.).

Пушкарева Наталья Львовна

Никто из мужчин, даже муж, не имел права клеветать на женщину, ложно обвиняя ее в прелюбодеянии. Чудо, приписываемое образу Хиландарской Богоматери, наглядно показывает, какое значение придавалось уважению к жене со стороны мужа. Притча, родившаяся на Руси, начинается с невероятного происшествия: некая княгиня разрешается от бремени черным младенцем. Муж ее делает вывод, что он не может быть отцом ребенка, и обвиняет княгиню в том, что та изменила ему с дан-ником-сарацином, и изгоняет княгиню с младенцем из дому. И когда женщина не смогла нигде найги пристанища, то отправилась к реке, чтобы утопиться вместе с ребенком. Но тут вмешалась Богоматерь, спасла женщину и изменила цвет кожи ребенка на белый в знак невиновности княгини. Князь затем призвал жену вернуться, но та не пожелала простить оскорбления и предпочла вместо возвращения к мужу уйти в монахитЛ

Законоположения о похищении относились только к настоящему умыканию, а не к игрищам, являвшимся частью

языческих брачных ритуалов, которые не обесчещивали женщин^⁴. Согласно одной из норм, мужчина, умыкнувший девушку, считался виновным лишь в том случае, когда делал это без разрешения ее родителей⁶⁵. Если семьи договаривались об «умыкании невесты», церковный брак разрешался, однако за неподобающую языческую форму брачной церемонии, предшествовавшей венчанию, могла быть наложена епитимья. За настоящее же умыкание силой и последующее изнасилование полагалось четыре года публичного покаяния⁶⁶. А поскольку игрища, связанные с умыканием, продолжали оставаться частью простонародных свадебных обрядов, в сербском эпосе осуждалось лишь похищение замужних женщин⁶⁷.

Если, однако, языческий ритуал ставил женщину в двусмысленное положение, то он воспрещался; свидетельством тому служит довольно странная, казалось бы, статья из Устава Ярослава: «Если для девушки разрезан сыр, то за сыр штраф - гривна, а три гривны - девушке за бесчестье, а также должны быть возмещены все ее потери и убытки. Митрополиту причитается шесть гривен, а князь вправе наказать обидчика»⁶⁸. Это положение приобретает смысл, если заранее знать, что сыр - это языческий символ плодородия; это одно из ритуальных кушаний на празднике жатвы, который после принятия христианства превратился в празднование Рождества Богородицы. Разрезание сыра служило намеком для девушки на то, что она уже не девственница. Поэтому ей и предусматривалось возмещение «за бесчестье». А мужчина, обесчестивший женщину, подлежал наказанию как со стороны церковных, так и светских властей. Вот почему и князь наказывал обидчика, и митрополит получал пеню. Хотя в большинстве случаев, когда женщине наносилось бесчестье, размер штрафа, выплачиваемого епископу, соответствовал сумме компенсации самой жертве, штраф в шесть гривен являлся при данных обстоятельствах обычным наказанием, налагавшимся за совершение языческих обрядов. А поскольку предполагалось, что православные христиане не употребляют в пищу продуктов, используемых для совершения языческого обряда, девушке также полагалась компенсация за испорченный сыр. И хотя у южных славян подобное законоположение не встречается, в сербском эпосе клевета на невесту во время свадьбы воспринимается как непрощаемый грех, худший, чем кровосмесительство с крестными родителям^⁹.

Защита девичьей чести приобрела на Руси еще большую значимость в семнадцатом веке. Поскольку знатные девушки пребывали в тереме вдали от людских взглядов, то даже просто высказанные вслух подозрения по поводу красоты молодой женщины являлись наказуемым правонарушением. По словам Котошихина - бывшего придворного, бежавшего за рубеж, -если брачное предложение отвергалось, то несостоявшийся жених мог мстить, распространяя слухи о неприглядной внешности невесты. Такого рода слухи могли отбить возможных претендентов точно так же, как открытые инсинуации по поводу девичьей чистоты. В знак признания реальности нанесенного ущерба патриарший суд мог заставить автора порочащих слухов жениться на девушке, какой бы ни была ее внешность. Если же этот человек уже женился к тому времени на ком-нибудь еще, его могли обязать выплатить возмещение за бесчестье?⁰.

Женская честь ценилась весьма высоко. Обесчещенная женщина, равно как и оскорбленный мужчина, получала денежную компенсацию. При этом деньги шли самой женщине, а не ее мужской родне. Компенсации и пени женщинам за изнасилование и оскорбление были среди самых высоких из числа предусмотренных законом. На Руси в шестнадцатом веке плата за бесчестье, учиненное жене или дочери некоего мужчины, вдвойне превышала сумму, причитавшуюся за оскорбление его самого. А в семнадцатом веке плата за бесчестье дочери вчетверо превышала сумму, подлежавшую к уплате, если бы оскорбили ее отца⁷¹. В соответствии со сложившимися на Руси порядками, фактическая сумма штрафа зависела от социального положения женщины, но даже женщины сомнительной репутации, как, например, гадалки, имели полное право на защиту своей чести. Уставные нормы не конкретизировали, каким именно способом была обесчещена женщина; это могло произойти в результате физического нападения, сексуального домогательства или словесного оскорбления. Таким образом, в русских уставах не играло роли в качестве основания для привлечения к ответу, имел ли место сексуальный контакт между насильником и жертвой. Законоположения отражали существовавшую социальную реальность: покушение на репутацию женщины

рушило ее общественное положение точно так же, как и физическое нападение.

Как на Руси, так и у южных славян выделялся особый вид словесного оскорбления женщины: клеветнические заявления, целью которых было вынудить женщину дать согласие на воспрещенный секс. Церковь налагала трехлетнюю епитимью от стадо двухсот земных поклонов в день на того мужчину, который покушался подобным образом на замужнюю женщину. А если мишенью была девственница и она была вынуждена уступить клеветнику, то продолжительность епитимьи увеличивалась до десяти лет⁷².

Беззащитные женщины и вынужденный секс

Славянское церковное право специально оговаривало те случаи, когда женщина-жертва была не в состоянии противостоять сексуальным домогательствам. В первую очередь это были предусмотренные законом случаи, когда сексуальный контакт с женщиной понимался как изнасилование, в частности, соблазнение несовершеннолетней девушки. Византийская модель, заимствованная славянским законодательством, истолковывала поведение мужчины как изнасилование, если он имел половые сношения с девушкой, не достигшей тринадцатилетнего возраста, даже при наличии ее согласия, и такой мужчина подлежал соответствующему наказанию⁷³. Согласно положениям южно-славянского церковного права, возрастом совершеннолетия для девушек становился двенадцатилетний, что согласовывалось с установленным законом брачным возрастом, и вместо предусмотренных византийским гражданским законодательством денежных штрафов и телесных наказаний вводилась двенадцатилетняя епитимья⁷⁴. В русских источниках проявляется иное отношение к сексуальным действиям, приравниваемым по закону к изнасилованию. Обычные законоположения применялись по этому поводу лишь тогда, когда речь действительно шла о применении силы или иных форм принуждения. Если девушка давала на то согласие, то на мужчину налагалась епитимья от трех до пяти лет. Но даже эта епитимья снималась, если мужчина женился потом на своей жертве. Однако если мужчина не каялся и не женился на этой девушке, то его были обязаны передать гражданским властям, и те уже налагали на него значительный штраф⁷⁵. По существу, тогдашний закон не устанавливал минимального возраста для сексуального действия. Но к семнадцатому веку русские восприняли южнославянскую концепцию секса, приравниваемого по закону к изнасилованию, как явствует из включения в русские уложения такого рода норм и изъятия прежних норм, позволявших вступление в брак с соблазненной юной девушкой⁷⁶.

Взятые в полон составляли еще одну категорию безвластных женщин, потенциальных жертв изнасилования. Церковь признавала, что жертвы военных насилий не несли ни малейшей ответственности за свое бесчестье, и однозначно заявляла, что епитимью на них налагать не положено⁷⁷. На Руси в семнадцатом веке как государственные, так и церковные власти действовали совместно, чтобы обеспечить хоть какую-нибудь защиту женщинам в военное время. Покаянные вопросники для знати четко давали понять, что изнасилование полонянок, даже из числа неверных, не считалось приемлемым поведением в глазах Церкви⁷⁸. Гражданский статут 1649 года карал смертью солдат, насиловавших мирных женщин во время войны⁷⁹.

Риск подвергнуться насилию во время войны был для женщин вполне реальным; нижеприведенный отрывок из Новгородской летописи, описывающей покорение Торжка князем Михаилом Тверским в 1372 году, весьма характерен: «...добродетельные женщины и девицы топились в реке, предвидя для себя бесчестье со стороны тверитян; ибо те сдирали с женщин все одежды, обнажая их вовсе, чего не делали даже язычники. И вот женщины от стыда и злой доли топили себя в воде»⁸⁰. Изнасилованная женщина получала компенсацию не за страдание или физическое увечье, но «за стыд». Если жертва не могла получить компенсацию и тем самым восстановить в глазах окружающих свою чистоту (а с практической точки зрения — возместить потерю ценности в качестве брачного партнера), она оказывалась навеки обесчещена. В подобном положении смерть оказывалась предпочтительнее.

Защита от воинского насилия предназначалась, однако, именно невинным женщинам, случайно затронутым войной, а не женщинам врага. Когда за свое предательство мужчина заслуживал бесчестья и казни, могли также пострадать его жена, мать или дочь, причем их бесчестье могло принять форму изнасилования. Джером Хореи, побывавший в шестнадцатом веке при дворе Иоанна IV Московского, описывал затем казнь князя Бориса Тулупова. Князя посадили на кол, а мать его насиловали, пока она не умерла. «И вот она, добродетельная мужняя жена, в знак неудовольствия выдана была сотне пушкарей, и те бесчестили ее один за другим до самой ее смерти; ...император же, глядя на все это, заявил: «Так я одариваю тех, кого чту, и так я поступаю с теми, кто оказывается предателем»»⁸¹.