… а, так вот и текём тут себе, да …

Огольцов Сергей Николаевич

Но тогда вместо «гонять дуру», говорили «тискать роман» …)

Когда очередь дошла до меня, я погнал роман возмездия о двух юных влюблённых и жестоком бароне из замка, который заточил юношу в подземелье и у него на глазах делал из девушки секс-рабыню, до того момента, пока юноша, через месяц, не расшатал забитый в стену ёрш, куда крепилась его цепь.

( … к Диккенсу это не имеет никакого отношения, гоняя эту дуру, я, закрыв глаза, видел полупрозрачную блузку Мишель Мерсье из первой серии «Анжелики».

Но

возникает вопрос: если я на целый месяц отдал возлюбленную барону, чтоб он ею пользовался совместно со своим волкодавом и различными предметами средневековой утвари и инвентаря, а сам в это же время, типа, как соучаствуя, дёргался на своей цепи, чтобы расшатать крепление, но всё же в такт происходящему, то, может быть, я – извращенец?

Конечно, этот вопрос возникнет не у слушателей, а у меня, и не сразу, а потом, но всё таки …)

Во время расправы с бароном, проводившейся самым изуверским образом, Хмель вдруг крикнул:

– Дневальный!

От тумбочки в конце прохода пришёл дневальный и Хмель ему сказал:

– Он уже заебал свои храпом – ебани его в лобешник, пусть упокоится.

– Кто?

– Вон тот салага через два кубрика.

Дневальный склонился над нарушителем покоя, прислушался к сонному дыханию:

– Не, вроде не этот.

В разговор включился Лёлик:

– Ну, всё равно ебани – какая в хуй разница.

( … глубина философской мудрости этих слов до сих пор заставляет меня прослезиться:

«всё равно ебани – какая в хуй разница»

Вот она – квинтэссенция уставных и прочих отношений, залог боевой выучки, боеготовности и боеспособности армии… хотелось бы сказать – Советской, ушедшей в небытие… но кто нынче верит в Дедов-Морозов?..)

Солдат-дембель живёт в постоянном напряжении.

Непонятное, беспочвенно тревожное состояние лишает его сна, аппетита, способности соизмерять свои действия с требованиями элементарной логики.

Каждое утро твои однопризывники на разводе выстраиваются группами лицом к построению и, после краткого напутствия от замполита или начштаба, идут к проходной, за ворота, на дембель.

А я когда же?

И чем заполнить ещё и этот день тягостного нескончаемого ожидания?

Промаявшись часов до трёх в расположении части, я сел в кабину УАЗа-хлебовозки, чтобы поехать в Ставрополь.

В крытый брезентом кузов забрался ещё Лёлик и кто-то из его кентов, тоже в самоволку.

Мы выехали через КПП и погнали по мокрому после недавней грозы шоссе.

Асфальт по краям шоссе повыбит, поэтому та белая легковушка, что выскочила из-за поворота нам навстречу,

пёрла посреди дороги.

Водитель хлебовозки увернулся, соскочив правыми колёсами на грязь обочины. А тут поворот – он крутанул руль влево и дал по тормозам.

УАЗ выскочил на шоссе, но нас понесло юзом по мокрому асфальту.

Машина мчала вперёд то левым, то правым бортом, не обращая внимания куда крутит руль водитель.

Под конец нас вообще развернуло в обратную сторону и, проехав сколько-то задом-наперёд, машина опрокинулась под откос.

Он был невысоким – метра два, поэтому мы перевернулись не больше двух раз.

Странное ощущение, когда находишься в кабине машины кувыркающейся под откос. Как будто ты рыба в аквариуме.

Наверное, это и есть невесомость.

Мимо тебя проплывает висящий над сидением водитель, руль, дверь, опять водитель…

На него я и приземлился. Машина лежала на боку. Но из кабины он вылез первым, через окно в двери над головой.

Я последовал за ним. Ребята из кузова уже стояли рядом с водителем.

Повезло.

На шоссе заскрипел тормозами «козёл» комбата. Не дожидаясь продолжения, я ушёл в зелёную листву опушки.

– Это кто ещё был?

– Не знаю, из отдельной роты попросился…

Через два километра лес кончился, а у меня улеглась напряжённая дрожь в руках и пошёл Ставрополь.

Я поехал в кино – снять адреналин. «Как украсть миллион» с Питером О’ Тулом.

Или это был «Повторный брак» с Бельмондо?

Нет! После Бельмондо я познакомился с Надей.

Студентка чего-то там. Мы долго гуляли, я её обнял, но когда начал целовать, она укусила меня за язык.

– Я знаю на что ты намекаешь!

Вот дура! Какие тут намёки? Я даже говорить не могу, больно же!

Я проводил её до одноэтажного дома, где она снимала квартиру. Она зашла туда и вынесла банку сгущёнки. Типа, утешительный приз раненому бойцу.

Я обнял её на прощанье, но целовать поостерёгся.

Оставшись один, я посмотрел на банку у себя в руках, потом на стену дома, но гвоздика нигде не оказалось.

Поставив банку на перила, я ушёл.

Какое уж там наслаждение с прокушенным языком.

В отряде остались всего четыре дембеля – я, Серый, Рыжий из Днепра, и Саша Рудько.

Я уже достал себе парадку – попросил у «фазана», потому что из-за перевода меня в четвёртую роту на должность кочегара мне её тогда так и не выдали.

Утром, до начала развода, рядом с сортиром закрутился хоровод.