… а, так вот и текём тут себе, да …
Шрифт:
Сторож уходил до пяти часов и запер меня внутри – не мёрзнуть же на улице – и я целый день провёл в здании громадной пустой школы.
Почти все двери там были заперты. В комнате сторожа оказался телефон. Я никогда раньше им не пользовался, а тут начал.
Накручивал диск, набирая номер, пока не пойдут гудки.
– Алло?
– Алло! Это зоопарк?
– Нет.
– А почему у телефона осёл?
( … тьфу, даже вспомнить противно …)
Когда сторож вечером меня открыл,
В квартире гостеприимцев, я увидел книгу Дюма «Двадцать лет спустя» и спросил где можно купить такую же.
Они объяснили как пройти через два микрорайонных перекрёстка до стеклянного книжного. Только там уж, наверно, закрыто.
Но я всё равно пошёл.
Было очень тихо и сверху спускались редкие снежинки.
Я постоял возле стеклянных стен запертого магазина, чуть светящегося изнутри.
До чего пусто и какая необъятная тишина.
Потом по заснеженному тротуару прошёл запоздалый прохожий и я вернулся на постой.
По телевизору шёл фильм «Вертикаль» с Владимиром Высоцким.
Мы точно знали чего хотим: стать вокально-инструментальным ансамблем.
Песни про прокурора, поднявшего окровавленную руку на счастье и покой служили всего лишь началом нашего большого пути.
Эти выскочки – «Поющие гитары» и «Весёлые ребята» – фактически, украли наши песни. Это мы должны были исполнить про кольцо Сатурна для суженой и заделать «Цыганочку» со знобящим электрогитарным вибрато. Просто, пока мы ещё тренировались на том, что голубей он не покупал, а у прохожих шарил по карманам, они выскочили раньше нас.
Но мы не сдались.
На переменах в двухэтажном здании Черевкиной школы, куда опять был переведён наш, девятый, класс, мы собирались у окна на лестничной площадке и музыцыровали.
Инструментом служил металлический чертёжный треугольник, брошенный на подоконник Сашей Родионенко, он же Радя, для выбивания ритм-сопровождения при исполнении песни.
На моих вокальных данных Чуба сразу поставил крест. Однако, проблема была не в голосовых связках, а в ушах. Я просто-напросто не слышал в какую степь пою.
Спорить с Чубой я не стал – он эксперт, заканчивающий музшколу по классу баяна: ему слышнее.
Про Владю Чуба сказал, что тот поёт правильно и даже есть голос, но непонятно где он в нём сидит.
Так и остались всего два вокалиста: Чуба и Радя.
Вполне возможно, что мы так и не продвинулись бы дальше подоконника, но после зимних каникул в школу пришла учительница пения Валентина.
С виду девушка, но с женской причёской, когда на голове делают как бы круглую подушечку из волос.
Она играла на аккордеоне, широко разводя и вновь стискивая его меха и, помимо нашей школы вела ещё пение в двенадцатой.
Она сказала, что мы можем
До чего просто всё решается, если знаешь как за это всё взяться.
Репетиции проводились по вечерам, за синими шторками кабинета физики.
В гитарную группу вошёл также один десятиклассник из двенадцатой, но с виду повзрослее.
У него с Валентиной были нескрываемо особые отношения – уж до того по-хозяйски укутывал он ей шею шарфом после репетиций и она так доверительно опускала свою голову ему на плечо, шагая по тёмному коридору школы на выход.
Девушки из двенадцатой появились на репетициях всего пару раз и не в полном составе, но Валентина заверила, что они свою партию знают.
На предварительном просмотре на сцене Клуба, за день до отъезда в Сумы, появился ещё один, крепко упитанный, парень неизвестно из какой школы. Он пел:
«…здравствуй русское поле,
я твой тонкий колосок…»
Восемь вокалисток из двенадцатой исполняли патриотическую молодёжную о том, что комсомольцы раньше думают о Родине, а потом о себе…
А Саша Родионенко, он же Радя, полуречитативом выдавал песню Высоцкого о братских могилах.
Должно быть неплохо мы смотрелись – строй из восьми девушек перед двумя микрофонами, Валентина с аккордеоном, Чепа позади одиночного барабана на стойке, три гитариста с акустическими гитарами на верёвочках через плечо и Володя Лиман за контрабасом.
Откуда взялся Лиман и почему без клички?
Он десятиклассник нашей школы, а хата его в конце Кузнечной, рядом с вековой берёзой, из которой по весне натекает с десяток трёхлитровых банок берёзового сока. Но сок, конечно, не весь ему, потому что это длинная кирпичная хата на четырёх хозяев.
Отсутствие клички легко объяснимо, сама уж фамилия звучит, как кликуха – «Лиман».
Контрабас ему выдал Аксёнов из комнаты Эстрадного Ансамбля.
Вряд ли у Лимана имелись какие-либо способности к игре на контрабасе. Скорее всего, ему, как и мне, очень хотелось в музыкальную индустрию.
Он присоединился к нам без всяких репетиций, сразу на предварительном прослушивании в Клубе.
Валентина просила его играть потише и пореже, чтоб не очень выделялся. Но Лиман не сумел сдержать своего рвения и к концу прогона два пальца правой руки оказались стёртыми в кровь, чтоб было чем дёргать контрабасные струны в Сумах, он обмотал их изолентой.