А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
9 мая 1909)
«Путешественник» здесь перевоплощается не в персонаж истории, не в
возможного на этом же месте человека прошлого, как, скажем, можно было бы
толковать сюжет стихотворения «Окна ложные на небе черном…», но в
персонаж, уже изображенный, претворенный культурой в мифологического
героя, участвовавшего в сюжете культуры — живописи, скажем. В
произведении получается как бы несколько пластов: мифологический герой,
отражавший
определенное обобщение, идейную обработку Далее миф использовался
культурой другой эпохи, итальянским Возрождением. Наконец, есть третье,
сегодняшнее его восприятие: современным человеком, который, как пояснял
Блок в прозе, принес с собой, в своем восприятии другую страну и другую
историю, Россию эпохи черной реакции после первой русской революции.
Необычайной смелостью отличается здесь художественный «ход» Блока:
«проходящее лицо», «путешественник» перевоплощается тут в героя того
жизненного сюжета, который находится в «начале начал», переходит в
«жизненное ядро», лежащее где-то еще за гранями даже самого мифа. Далее
следует, в порядке истории, сначала эпоха мифа, потом Ренессанс, потом
современность. Блок как бы крутит киноленту, зафиксировавшую все эти этапы
истории, с конца к началу, обратным ходом, самым простым и откровенным
образом отождествив лирическое «я» с мифологическим Иоканааном. Конечно,
дело тут совсем не в формальном «приеме», и в «начале начал» у самого Блока
лежит глубокая мысль. Все дело в том, что все этапы названы, а не спрятаны, не
замаскированы, и в том, что изображаемое дается как отражение вполне
реальной и жизненно переживаемой трагедии.
Получается так, что блоковское лирическое повествование — о высоком
смысле жизни, воспринимаемой как трагедия истории и трагедия
современности. Лирический персонаж берет на себя историческую
ответственность за все, совершающееся сегодня, поскольку в этом утверждает
его опыт истории. Блок «раскручивает» ступенчатый вал истории,
зафиксировавшей себя в культуре, для того, чтобы современность предстала как
этап истории. Ни о каком «легком челноке искусства» тут не может быть и речи:
все перевоплощения ведут к идее необходимости участия в современной
жизненной борьбе, к обоснованию подобного участия и к обоснованию всех
противоречий современности историческим прошлым, присутствующим в
современном человеке. Именно так довершается тема цикла «Венеция» в
стихотворении, датированном 26 августа 1909 г., — «Слабеет жизни гул
упорный…»:
Мать, что поют глухие струны?
Уж ты
Меня от ветра, от лагуны
Священной шалью оградить?
Нет, все что есть, что было — живо!
Мечты, виденья, думы — прочь!
Волна возвратного прилива
Бросает в бархатную ночь!
Это значит, что история со всеми ее противоречиями, застывшая в
культуре, — не мертвый груз и не «легкий челнок», уносящий от жизни, но
нечто прямо относящееся к сегодняшнему существованию человека: все
перевоплощения были нужны для того, чтобы к исходной точке —
современности — вернуться обогащенным опытом истории.
В подобных перевоплощениях, трансформациях на протяжении
«путешествия» «Итальянских стихов» своеобразно раскрывается «проходящее
лицо», основной лирический персонаж. По происхождению своему он явно —
«рассословленный» трагический «бродяга», «бездомный шатун» стихов и
прозы Блока после первой русской революции. Но он очень изменился здесь —
ведь мы уже давно находимся в границах гениального третьего тома блоковской
лирики. В его восприятии мира несомненны отзвуки тех идей и настроений,
которые рисовались в письмах к Розанову: «проходящее лицо» явно опирается
во многом на демократические традиции старой русской культуры, и в этом
смысле он — «интеллигент» в специфическом толковании Блоком этого слова.
Он столь же явно обладает, как мы только что видели, и особым перспективным
взглядом на историю, искавшимся Блоком в ходе кризиса 1908 г., и тут в нем
проявляются черты «нового интеллигента», ищущего опор на новый,
надвигающийся этап истории и культуры. И очевидным образом в нем
присутствует трагизм человека переходной эпохи, человека старого мира, с
болью осознающего свои связи с этим старым миром и в то же время в
перспективе истории ищущего источников нового жизненного пафоса, нового
«лирического» (опять же в блоковском смысле) воодушевления Преломленные
в восприятии этого персонажа темы, сюжеты и идеи «Итальянских стихов» —
«это все о России». Основной духовной опорой в таком случае оказывается
идея связи прошлого и будущего, мысль о современности как их трагическом
перекрестке, историческая перспектива как мера в оценке современных людей и
событий В этом свете основной темой в целостном построении «Итальянских
стихов» окажется не культура, но история в более широком смысле (как ее
понимал Блок), исторически движущаяся жизнь, выражением которой является
сама культура. Так задается тема единого лирического повествования в