А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
искал понимания современной личности в ее противоречиях и на фоне
традиций старой поэзии, всегда для него живых, хотел понять эту сегодняшнюю
личность в соотношении с движением времени; поэзия Брюсова для него была в
таком плане своего рода откровением. Но это была только наметка поэтического
пути к современной личности, а не сам путь: опять-таки уже здесь видны
слабости Брюсова, позднее все четче поэтически осознававшиеся Блоком. Дело
в том, что
Брюсов, автономны в отношении друг друга, не связаны между собой.
Получается у него не единый сплошной ряд истории, но как бы
самодовлеющие, замкнутые в себе отрезки ее, и само название «Замкнутые»
представляет собой не просто характеристику определенного типа людей,
близких к современности, но и более широкую и общую идею, своего рода
«философию истории». Переходов между «замкнутыми» кругами у Брюсова
нет. А именно поиски внутренних переходов и взаимосвязанностей, в широком
мировоззренческом смысле, как мы видели, были неотложной поэтической
задачей Блока уже на пороге поэтической зрелости. Крушение замысла «Песни
Судьбы» показало Блоку, как подобное творческое единство важно для
современного художника; найдя в цикле «На поле Куликовом» историческую
перспективу, т. е. внутреннюю логику взаимосвязи этапов истории, Блок тем
самым преодолевал и всю поэтику Брюсова как пройденный для себя этап. Еще
в 1907 г., в письме к Г. И. Чулкову в связи с полемиками о «мистическом
анархизме», Блок пишет: «… Брюсова я считал, считаю и буду считать своим
ближайшим учителем — после Вл. Соловьева» (VIII, 206). По-видимому,
собираясь посвятить «Равенну» Брюсову, Блок еще не осознавал, как далеко
реально он уже отошел от Брюсова, насколько иное и далекое от Брюсова
решение современного человеческого образа он находит там же, в «Равенне».
С особой отчетливостью отличие Брюсова от Блока выступает в том, как
каждый из них представляет себе будущее. Устанавливая «круги», или «циклы»,
истории, Брюсов предвидит возможное крушение современных человеческих
отношений, и индивидуалистическое «бунтарство» для него во многом —
предвестие крушения «замкнутого» в своей оцепенелости буржуазно-
мещанского жизненного уклада (таким ему представляется современное
общество). Однако раз у Брюсова отсутствует какое бы то ни было
представление о внутренних связях между отдельными «кругами» истории, то
независимым, самодовлеющим, «замкнутым» в себе предстает у него и тот
новый этап истории, который, как кажется ему, неизбежно вызовет крушение
старого
«варварством», возвращением к истокам стихийно-чувственной жизни в вечном
круговороте и повторяемости исторических циклов. Таким предстает Брюсову
будущее — новым циклом однообразного, в общем, круговорота:
Но нет! Не избежать мучительных падений.
Погибели всех благ, чем мы теперь горды!
Настанет снова бред и крови и сражений,
Вновь разделится мир на вражьих две орды.
Перспектива того, что все гнетущее «снесет и свеет время», что «взойдет
неведомое племя», — не пугает Брюсова, ему кажется, что «будет снова мир
таинственен и нов», и это его радует как поэта. Подобная, хотя бы и насквозь
рационалистически условная, будущность в поэзии Брюсова импонирует
молодому Блоку; в период поэтической зрелости, после первой революции,
Блок идет к совершенно иным решениям.
Из всего сказанного выше должно быть ясно, что брюсовские «замкнутые
круги» истории не могут входить в личность, в душу современного человека.
Когда Брюсов привлекает в свою поэзию персонажи из других «кругов»
истории, он поэтически мыслит простыми аналогиями, поэтому-то и
получается в итоге переодевание современника (каким его видит Брюсов) в
исторический костюм. Блок в «Равенне» дает совсем иную идейную завязку,
или главную тему, к «Итальянским стихам». В глазах у «равеннских
девушек» — «печаль о невозвратном море», и «тень Данта» «поет» о новой
жизни, — это значит, что прошлое и будущее взаимосвязаны изнутри, что
история проникает в души людей и этапы времени сложными трагическими
путями связаны друг с другом. Блок поэтически уже оттолкнулся от Брюсова,
очень далеко ушел вперед. Блок переживает в целом очень трудную,
противоречивую эпоху своего развития. Он не знает конкретных общественных
сил, на которые мог бы опереться; многое ему поэтому неясно, исторические
силы кажутся ему стихийно-взрывными, односторонне трагическими — но он
все время ищет единую нить, связывающую разные этапы истории, и стремится
найти ее и в душах людей.
В «Итальянских стихах» особенно важно еще и то, что, отталкиваясь от
крайностей буржуазно-механистического обличья современности, толкуя
подобную современность как «нелирическую страну», Блок поэтически
противопоставляет ей не только «трагического бродягу», «интеллигента» в виде
«путешественника», но и Италию обычных людей, притом людей, внутренне в