А. Блок. Его предшественники и современники
Шрифт:
важны для Блока не сами по себе, они важны только с точки зрения их
эмоциональности, как в ремесле актера:
Тащитесь, траурные клячи!
Актеры, правьте ремесло,
Чтобы от истины ходячей
Всем стало больно и светло!
Он предпочитает традиционные, даже стертые образы (ходячие истины),
так как в них хранится старая эмоциональность; слегка подновленная, она
сильнее и глубже, чем эмоциональность нового образа, ибо новизна обычно
отвлекает
пользуется готовыми средствами другого искусства, театра, потому что ему
важнее всего конкретность, жизненность, подлинность эмоции. Незакономерен
тут отрыв внутреннего задания (подлинность эмоции) от темы и образа: сама
эмоциональность для Тынянова — только прием. Получается сужение,
обеднение самого блоковского задания, замысла, оттого что игнорируется тема,
идейное целое стихотворения.
Цитируемое Тыняновым стихотворение «Балаган» необыкновенно важно в
блоковской эволюции, и потому-то оно так показательно для стиля поэзии
Блока. Стихотворение это относится к эпохе крупнейшего кризиса в творчестве
Блока. Образы площадного, народного театра — Пьеро, Арлекин, Коломбина —
играют в нем двойную роль: с одной стороны, их «балаганная» театральность
6 Тынянов Ю. Н. Блок и Гейне. — В сб.: Об Александре Блоке с. 244.
7 Там же, с. 245 – 246.
иронична по отношению к мистическому сюжету «Стихов о Прекрасной Даме».
При свете белого дня, на трезвый взгляд, высокое лирическое действо ранней
книги Блока оказывается театральной игрой, жалким скоморошеством,
эмоциональной подделкой:
Лицо дневное Арлекина
Еще бледней, чем лик Пьеро,
И в угол прячет Коломбина
Лохмотья, сшитые пестро.
Но стихотворение вместе с тем высоко трагедийно, а не только иронично:
герои площадного балагана могут быть носителями весьма высоких и
подлинных чувств; для автора же, лирического «я» стихотворения, трагическое
прощание с уединенной лирикой есть вместе с тем выход в большую жизнь, на
площадь, к людям, к чувствам общим и именно потому — по-новому высоким:
В тайник души проникла плесень,
Но надо плакать, петь, идти,
Чтоб в рай моих заморских песен
Открылись торные пути.
Тема «ходячих истин» и «торных путей» тут — начало весьма сложное, в
целом же стихотворения — конечно, это нечто трагически высокое и
подлинное. Поэтому и «театральность», органически связанная с этой темой
общих, «торных» путей в жизни, — тоже не только «подновление» старой,
«ходячей» эмоциональности, но и лиризм
высокая для Блока жизненная истина.
Сужение смысла стихотворения, получающееся из-за сведения
эмоциональности к «приему», вместе с тем не означает того, что Тынянов не
понимает этого смысла. Факты, которые анализирует Тынянов, вполне реальны,
они только идейно и эстетически неприемлемы для исследователя. Тынянов
трезво видит, что театральность образа у Блока свидетельствует о стремлении
поэта вторгнуться в жизнь своим искусством: «Для Блока — искусство
стремится за жизнью; спаянные эмоцией, эти обе области вторгаются друг в
друга…»8 Опять-таки и здесь — дело не в постановке самой проблемы (она,
бесспорно, реальна), но в ее решении Тыняновым: Тынянов просто на этом
этапе своего развития считает искусство, опирающееся на жизненно-
эмоциональное начало, — искусством низшего плана и отрицает его.
Исходя из всего сказанного, должно быть ясно, что вопрос о
взаимоотношении «лирического» и «театрального» начал в поэтической
системе Блока в целом остается пока что открытым, нерешенным. Те решения,
которые были сразу после смерти Блока предложены Эйхенбаумом и
Тыняновым (они сводятся к утверждению несостоятельности и конечного
развала художественной системы Блока, что оказалось явно неверным в общей
8 Тынянов Ю. Н. Блок и Гейне. — В сб.: Об Александре Блоке, с. 261.
перспективе развития русской и советской поэзии), должны быть отвергнуты.
Колебания Блока в эпоху его человеческого и художественного становления
между поэзией и театром очевидным образом показательны, и в исследовании
творчества Блока этой поры нельзя обходить возникающие здесь проблемы: они
могут пролить свет как на творчество Блока в целом, так и на внутреннюю
логику развития Блока-лирика. В этой связи я должен выразить категорическое
несогласие с теми возражениями, которые выдвинул против моей работы о
театре Блока, включенной в книгу «Герой и время», американский
исследователь Ф. Д. Рив. В своем обзоре советских исследований последних лет
в области русской классической литературы Рив пишет, возражая мне:
«Например, я не думаю, что Блок мог быть искусным актером, но пришел в
поэзию, поскольку это была форма искусства, дававшая ему возможность более
полного выражения его мысли. Мне кажется ясным, что Блок был
посредственным актером-дилетантом и “прирожденным” поэтом»9. Мне даже