Абраша
Шрифт:
«Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наши…»
Укутанная в серый вязаный платок женщина при входе ласково улыбнулась им. Катя, к месту, перекрестилась, обернувшись к алтарю лицом, и произнесла неизвестно откуда пришедшие в ее головку слова: «Слава Тебе, Господи». Они вышли на улицу. Стал накрапывать дождь, галки продолжали орать, нищие – ссориться и что-то делить между собой.
Жизнь изменилась.
Ира медленно вышла из церкви, остановилась, глубоко вдыхая влажный, ароматный весенний воздух, Катя удивленно на нее смотрела,
– Спасибо.
– Не за что.
– Нет, право, спасибо.
– Да ладно.
– Э-э-э…
– Это не моя перчатка.
– Я знаю.
– Но вы мне ее…
– Вам…
– Тогда… спасибо Кате.
– Катя – это я.
– А я – Николай.
– А мое имя вы не хотите узнать?
– Хочу.
– Хоть спасибо мне скажите.
– Спасибо, Катюша!
– За что спасибо?
– Она дала возможность нам познакомиться.
– А мы разве познакомились?
– Познакомимся.
– И вы бы этого хотели?
– Да!
– Созвонимся.
– Созвонимся…
– У меня нет телефона.
– И у нас – только у соседей. Но они не разрешают…
– Э-э-э..
– Мне пора.
– До свиданья.
– До свиданья… Да, а меня зовут Ира.
В эту ночь Тимоша пришел к ней. На сей раз он прижался, как раньше, она опять ощутила его тепло, доверчивость и любовь. Ира рассказала ему об удивительной встрече – «надо же где – в церкви!», и кончик его хвоста понятливо и радостно реагировал на всю эту чудную и неправдоподобную историю. Он уткнулся мокрым носом в ее шею, впервые после того страшного похода на Щучье озеро. Он даже перевернулся на спину и дал погладить и почесать себе грудь и животик, как и много лет назад, он попытался лизнуть ее в нос, и Ира поняла, что он прощается с ней, что это – в последний раз, что больше никогда он к ней не придет, и никогда она его больше не увидит.
В ее жизни появился Николенька.
«…и не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого… Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй… Слава Отцу и Сыну и Святому духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь»…
– Понимаете, Алена, если бы вы внимательно читали Новый Завет, то, наверняка, заметили некоторые несоответствия. Несоответствия в самих текстах, несоответствия между реалиями того времени, законами жизни, судопроизводства, традициями иудеев и римлян, с одной стороны, и описанием событий в Евангелиях, с другой.
– А что, эти несоответствия в текстах так существенно влияют на восприятие Библии, которую, честно говоря, я не читала и не открывала?
– В принципе – нет. Хотя все разночтения, небольшие, казалось бы, неточности вызывают непроизвольное недоверие.
– Это же естественно. Писали свои свидетельства разные люди, в разное время, в разных обстоятельствах. Мне кажется, наоборот, чем больше мелких разночтений, тем больше жизненности, правдоподобия, объема, если хотите. Представьте, если бы все четыре – четыре ведь, правда? – все четыре Евангелия были бы написаны под копирку…
– А вы что преподаете в школе?
– Алгебру, геометрию и тригонометрию в старших классах.
– Понятно…
– А вас это очень волнует?
– Что?
– Несовпадение текстов и, как вы уверяете, противоречия Евангелий иудейским или римским традициям, законам и так далее.
– Да.
– Вы что, ученый?
– Я – человек. И вы – тоже.
– Спасибо!
– Вы не смейтесь.
– Странно, но вы почему-то сводите всю нашу жизнь и, видимо, нашу историю к новозаветному эпизоду…
– Не эпизоду, не эпизоду! – Абраша ощетинился, резко поднялся, отошел на несколько шагов, Алена с изумлением смотрела на него снизу вверх, даже голову вобрала в плечи. – Не эпизоду, а поворотному моменту истории, ее оси, точке отсчета, кульминации ее, если хотите, величайшей и судьбоносной драме, которая определила весь дальнейший путь человечества.
– Да вы сядьте…
– Вам это кажется странным, но судьбы наши связаны с той великой и трагической историей. Вот вы начали говорить о вашем ученике, которого все одноклассники не любят, не просто не любят, а всячески травят, издеваются, насмехаются – не так ли?
– Да…
– А почему? Потому что он – горбатенький, заикается? – Нет. Как я понял, потому что он еврей.
– Но он и горбатенький и заикается, несчастный.
– Вы прекрасно понимаете, о чем я…
– Всё прекрасно понимаю, хотя… Нет, я понимаю, что вас волнует судьба еврейского народа – судьба действительно трагическая, судьба, где кровавой жестокости было больше, чем в судьбах других народов, но, всё же эта судьба не исключительная…
– Исключительная! Исключительная, хотя бы потому, что никого не убивали только за то, что он родился в лоне такой, а не иной национальности – про веру, религиозную нетерпимость не говорю, говорю только о крови, – причем убивали не в локальном по времени или месту конфликте – это бывало, а на протяжении всей четырехтысячной истории народа и – повсеместно. Но главное, потому что только иудеи – единственная оболганная, оклеветанная нация! – Абраша завелся, последние слова он просто выкрикнул. – Трагические судьбы у многих – согласен, но с такой устоявшейся, въевшейся в сознание человечества ложью, оплаченной миллионами и миллионами ни в чем не повинных жизней, вы не встретитесь. Я уж не говорю о том, что из иудейской цивилизации, как из зародыша, произросли, во-первых, фундаментальные столпы культуры homo sapiens’a: равенства перед Законом – Божественным и человеческим, диалектика индивидуального сознания и, соответственно, личного искупления, и общественного сознания и, соответственно, социальной ответственности, иудеи систематизировали и проанализировали непознанное, породив, тем самым монотеизм, давший миру иудаизм, ислам, христианство. Во-вторых, евреи создали важнейшие институты современного мира: молитву и всеобщее образование, независимую судебную систему и церковь, отделенную от государства, спасение души и демократическую форму правления, разделение властей и банковскую систему, если бы не было евреев, то не было бы Христа и Эйнштейна, Андрея Первозванного – покровителя России и Христофора Колумба, Фрейда и Спинозы, Нильса Бора и Маркса, Сервантеса и Чарли Чаплина, Гейне и Мечникова…
– Мечников тоже?
– Да. По матери – Эмилии Невахович – дочери основателя русско-еврейской литературы Лейба Неваховича.
– Ну, хорошо, Абраша, милый, я же не спорю. Что вас так волнует, что раздражает? Вы ведь произносите истины, никем не оспариваемые… И, возвращаясь к неясностям и нестыковкам…
– Вы истинно прирожденный математик, гнете свою линию с железной логикой, молодец.
– Так, возвращаясь, какое отношение к моему Зяме Лоцманову имеют разночтения или неясности в Библии?