Adelante, Гончар, adelante
Шрифт:
В общем, работать было нельзя. Даже из уважения к потенциальным красавицам, которым осталось подождать всего ничего. Но скатываться к деньгам, которые присылала мать, было опасно во всех отношениях. Глеб уже не хотел заправленных поджаркой макарон и тушенки из сои, приправленной сухожилиями. С таким рационом гантели можно было закатить глубоко под кровать.
Должно было быть что-то третье! Должно!
Через два дня Серега встретил его, как обычно.
– Ну? – задал вопрос тот, даже не поприветствовав Глеба. Точно
– Нет, Серега, – твердо произнес Глеб. Получилось хорошо. Никто бы и не предположил, что Глеб тренировал это «нет» перед зеркалом.
– Как хочешь, – заметно поник Ковба. Добавить ему было нечего.
– Извини, – вырвалось у Глеба. Эту фразу он не репетировал. Фраза выдавала в Глебе слабость.
– Может, подумаешь? – ожил было Ковба.
– Нет, Серега! – твердо произнес Глеб.
11
Учебный год приближался. Глеб не знал, печалиться или радоваться этому событию. С одной стороны, безрадостные перспективы раннего подъема и утомительных занятий, с другой – с каждым учебным днем Глеб приближался к далекой пока цели…
За две недели до первого сентября некстати нагрянул сосед. Появился в дверях – огромный в их маленькой комнатушке. С его приездом усложнялись даже ежеутренние гантели.
– А чего ты дома? Купаться бы ехал… – с порога предложил он, не здороваясь, и поставил на пол невероятного объема рюкзак.
– Я тут треску привез. Так вот, ты ее не ешь… – он извлек из рюкзака холщовый мешок, заполненный, судя по запаху, вяленой рыбой.
Глеб кивнул. Ему было все равно. Его минимальный уют рассыпался с этим приездом.
– Уф, – сосед рухнул на койку. Тут же зажег телевизор. Комната, в которой два с лишним месяца не допускались вульгарные звуки, наполнилась пищанием героев МТV…
Глеб сменил домашние тапочки на уличную обувь и, не говоря ни слова, «поехал купаться».
Доехал до метро «Чернышевская». Выйдя, прогулочным шагом добрел до цирка. Потом подумал, что бежать от соседа глупо. «Бежать от…» глупо в принципе. Надо сделать так, чтобы соседей не было вообще… И Глебу опять виделось недостижимое и в то же время реальное будущее. Будущее, где соседи живут только за соседней дверью.
Вечерело. Над городом стояла теплая полутьма.
Глеб вышел на Невский, потоптался у Гостиного двора. Пора было возвращаться. Смирить гордыню и смириться с временным все же соседом.
Еще на первом этаже Глеб услышал женский визг. За ним последовал алкогольный грубый смех и матерные реплики. Все стихло только на несколько секунд, и визг повторился.
Глеб поднялся на свой пятый этаж. Звуки, исходившие с четвертого, преследовали его.
В комнате гудел телевизор.
Сосед, подливая пива из бутылки в стакан, грыз свою сушеную треску, лежа на койке.
– Кто там так орет? – буркнул Глеб, снимая обувь.
– Да
– А какие они должны быть? – ухмыльнулся Глеб, вспоминая себя годичной давности.
– Потише, – сосед пошевелил большим пальцем ноги, грозя приехавшим.
– Иди и скажи… – испытывал Глеб соседа на прочность.
– Я чего – самоубийца? Уже Влад приходил жаловаться…
Не признаваясь в трусости, сосед все же настаивал на каком-то ущербном благоразумии.
– И что Влад?
– Чего Влад? Влад пришел. Тебя хотел видеть. Потом на этих жаловался, – сосед кивнул. – Он им вроде бы сказал, а они его вроде бы послали… Это первогодки! – отслуживший армию сосед выражался соответственно.
– Понятно, – бросил Глеб, борясь с уже начинающимся тянущим волнением под ребрами. Четвертого этажа было не избежать, если те не угомонятся в ближайшие полчаса.
Он решил спуститься к Владу. Тем более что, судя по тому, что слышал Глеб, бесчинства происходили где-то рядом с дверью Влада.
Первогодков было много. Они курили, стоя вдоль обеих стен коридора. Разговоры вели громко и агрессивно. Среди них Глеб заметил двух девиц, от которых, вероятно, и исходил пронзительный визг. На полу валялись, презрев такие понятия, как пепельница, десятки окурков.
Гримаса, которую невольно надел на себя Глеб, была гримасой отвращения. Для того чтобы пройти сквозь строй курящих без потерь, надо было как минимум состроить другое лицо.
Сделать это было практически невозможно. Дороги назад не было тоже. Новое поколение молодых волков поглядывало на Глеба с плотоядным интересом. Даже руки с сигаретами волчата держали внизу, меряя фигуру Глеба взглядом гробовщиков. Потом как-то разом замолчали.
Глеб вошел в коридор, чувствуя давление с обеих сторон. Ему надо было сделать шагов пять-шесть, чтобы пройти мимо. Любой агрессивный вздох мог вызвать лавину. Любое неловкое движение – бурю.
Когда темная масса осталась позади, Глеб, не оборачиваясь, почувствовал, как упало напряжение за его спиной. До комнаты Влада оставалось метров пять. Первогодки опять загомонили.
Глеб постучался. Не дожидаясь ответа, толкнул дверь.
– Не было печали? Здоров! – поприветствовал Влада Глеб.
– Видел? – Влад сидел на койке. В руках его дымился паяльник. Вкусно пахло канифолью.
– Да видел! А ты чего делаешь?
– Штекер отвалился… Искрит! Слушай, Глеб! Они вообще… Я им пытался сказать, но без толку… Бычить начали!
– Ты себя год назад вспомни! – назидательно напомнил Глеб. Отмахиваясь при этом от собственных воспоминаний.
– Да я таким не был!
– А кто кричал, что надо быть хозяином жизни? Кто говорил, что питерцы, как пидоры, говорят… Нам-то вовремя рога пообломали, – вместо «тебе» Глеб все же заставил себя сказать вынужденное «нам».