Адмирал Колчак и суд истории

Дроков Сергей Владимирович

При опросе о признании своей виновности все подсудимые, за исключением С.М. Третьяка, таковую в последствиях деятельности колчаковского правительства отвергли. Как видно из перечисления должностей, обвиняемых трудно назвать первыми лицами правительства (за исключением четырех). На процессе неоднократно звучали слова, что главных представителей колчаковского правительства среди подсудимых нет. Так, свидетель Григорий Борисович Патушинский утверждал – первыми персонажами правительства являлись И.А. Михайлов, Г.К. Гинс, Г.Г. Тельберг, Л.В. фон Гойер, Н.С. Зефиров. По просьбе защиты свидетель поделился личными впечатлениями о подсудимом А.П. Морозове, говоря, что тот был «технической силой, исполнителем канцелярской работы, хорошим работником, с которым нам пришлось работать, совершенно чуждый нашей идеологии, смотревший на нас несколько недружелюбно». Даже «агрессивный» в своих высказываниях Третьяк вынужденно

признавал – «наиболее крупные фигуры Совета министров […] далеко, их здесь нет» [471] . Несомненно, подобное можно сказать о подавляющем большинстве подсудимых.

471

Там же. Л. 17, 5.

Александр Александрович Червен-Водали в августе 1917 г. был командирован на Западный фронт, где ему удалось восстановить комитет Союза городов. Отправившись в октябре 1918 г. по «делам личного характера» на юг России, он вступил в организацию Национального центра и вошел в Екатеринодаре в политическую организацию деникинской армии. Там он впервые узнал о Восточном фронте и правительстве адмирала Колчака. Декларация Верховного правителя, которая, по его словам, с достаточной ясностью говорила о стремлении Верховного правителя к созыву Учредительного собрания, а также присутствие в кабинете министров видного социалиста-революционера П.В. Вологодского заставили его посчитать колчаковское правительство «определенно-прогрессивным». Поэтому он согласился выполнить поручение генерала А.И. Деникина отправиться в Сибирь для установления связей с политическими деятелями.

Ознакомившись с состоянием дел в Омске, Червен-Водали увидел влияние реакционных военных сил на Колчака и Совет министров. В момент наступления Красной армии на Восточную Сибирь выехал в Иркутск, где встретил В.Н. Пепеляева, который рассказал о своей работе по формированию нового состава правительства. Приняв должность управляющего внутренними делами, Александр Александрович настаивал на проведении законопроекта о подчинении всех военачальников министру внутренних дел. К моменту возникновения восстания в Глазкове 23 декабря 1919 г. он начал вести переговоры с представителями земств и городов о создании новой власти. Та программа, которой придерживался Червен-Водали, при налаживании контактов с местным самоуправлением, позволила в течение месяца оградить население от жестокостей и эксцессов в самый трудный период – период смены членов кабинета министров. Политическая обстановка в Иркутске не давала возможности и. о. заместителя председателя Совета министров использовать приказные меры по немедленному освобождению 31 арестованного, поэтому все свои силы он направил на смягчение их содержания под стражей [472] .

472

Там же. Д. 6. Л. 235–263, 352 об. – 353.

Леонид Иванович Шумиловский, как педагог, большую часть жизни отдал культурно-просветительской деятельности. «И только злая шутка судьбы, – говорил он, – вовлекла меня в политику». Пост министра труда он принял после долгих колебаний, единственно с целью наладить охрану труда трудящихся так, «чтобы потом, когда пришлось бы вырвать ее из общественного организма, организм чувствовал боль и инстинктивно невольно сопротивлялся». Из министерства труда своевременно не вышел отнюдь не из-за отсутствия мужества, а потому, что посчитал свое пребывание в Совете министров нужным «ради ограждения от всяких покушений права завоеваний социальной революции».

По идейным соображениям был противником большевизма, поэтому выдвинутый обвинением принцип – «чем сильнее разнузданные силы, тем лучше для ускорения всеобщего возмущения сложившимся политическим строем» – противен его складу характера. В министерстве проводил работу не законодательную, а чисто организационно-распорядительного свойства, в частности, был инициатором разработки ведомством распоряжения о денационализации предприятий частных лиц, которое явилось следствием настоятельного требования крупных сибирских промышленников и предпринимателей [473] .

473

Там же. Л. 263–278; 353–354. В дополнение см.: Вибе П.П. Шумиловский Леонид Иванович // Вибе П.П, Михеев А.П, Пугачева Н.М.. Омский историко-краеведческий словарь. М., 1994.

С. 305–306; ДМитриев Н.И. Л.И. Шумиловский – одна из первых жертв советского репрессивного аппарата // Тезисы докладов международной научно-практической конференции. Тоталитаризм и личность. Пермь, 1994. С. 152–154; Макарчук С.В. К политической биографии Л.И. Шумиловского // Тезисы научной конференции. История «белой» Сибири. Кемерово, 1995. С. 135–138: Он же. Шумиловский Леонид Иванович // История «белой» Сибири в лицах: Биографический справочник. СПб., 1996. С. 64–68.

Необходимость зарабатывать средства к существованию подтолкнула Григория Андриановича Краснова принять предложение Директории поступить на службу в ведомство государственного контроля. При этом он руководствовался законом, по которому ведомство занимало независимое положение и государственный контролер являлся лишь «присутствующим» в Совете министров для дачи заключений по финансово-хозяйственным вопросам.

В своей служебной деятельности он протестовал против незаконного расходования народных средств, золотого запаса, покупки банком земель, учреждения эмигрантского банка. По его инициативе 30 ноября 1918 г. было принято положение о военно-полевом контроле, свободном от влияния военных властей. В ведомстве Краснова, в отличие от других, существовал профсоюз, где работал член Иркутского Совета рабочих и солдатских депутатов Городничев. По должностной обязанности присутствие Григория Андриановича на каждом заседании Совета министров считалось неукоснительным, т. к. там рассматривались вопросы о выдаче заключений по ассигнованиям. В декабрьские дни 1919 г. он вошел в состав нового ведомства Политического центра и получил от него распоряжение продолжить свою работу [474] .

474

ЦА ФСБ РФ. Арх. № Н-501. Д. 6. Л. 281–283 об., 354.

Подсудимый А.П. Морозов, исполняя обязанности министра юстиции, старался оградить население от насилия военных властей, принимая все зависящие от него меры для предания суду виновных. «Все, кто меня знает, – заверял он, – могут удостоверить, что я никогда кровожадным зверем не был». По его словам, разработанный закон о смертной казни за превышение власти, бездействие и за дезертирство распространялся не на трудовые массы, а на военных лиц, буржуазию и торговых промышленников, не желавших воевать с советскими войсками.

«Все законопроекты министерства юстиции разрабатывались первым департаментом, которым ведал не я, – отчитывался Александр Павлович о своей деятельности за период с 4 ноября 1918 г. по 30 ноября 1919 г. – При Старынкевиче ведал он сам, а при Тельберге ведал второй товарищ министра юстиции. Все законопроекты проходили через юрисконсультскую часть, затем через Совет министров, и мне, уже перед заседанием Совета министров, преподносилось готовое заключение, одобренное министерством юстиции» [475] .

475

Там же. Л. 283 об. – 286, 354.

Благодарный судьбе за правильно принятое решение остаться в советской России и возможность предстать перед судом, П.И. Преображенский показал, что он принял пост министра народного просвещения в мае 1919 г. Свое участие в законопроекте о смертной казни объяснял занимаемым положением в кабинете министров, т. к. «от министерства народного просвещения […] никаких заключений не требовалось, поэтому ни по одному из обсуждавшихся на заседаниях Совета министров юридических вопросов не выступал из-за «совершенного незнания».

Одобрение расходов на борьбу с большевизмом Павел Иванович относил к «обязанности проводить линию […] определенной борьбы с советской властью. Это была борьба, но в совершенно определенных […] рамках». Он утверждал, что со стороны министерства народного просвещения не было ни одного факта преследования кого бы то ни было за принадлежность к партии большевиков. Наоборот, существовал ряд доказательств, когда педагоги, уволенные или арестованные за принадлежность к этой партии, получали не только защиту от министерства, но и соответствующие назначения, потому что были «безукоризненными людьми и работниками» [476] .

476

Там же. Л. 286–289, 354 об.