Адмирал Колчак и суд истории
Шрифт:
Естественно, объектом «исследования» Чрезвычайного революционного трибунала не могли не стать «зверства и продажность», а также «прислужничество мировому капиталу» колчаковского правительства. В следственном деле содержалось громадное количество документов, которые должны были, по мнению прокурора, подтвердить этот пункт обвинения. Их качество и достоверность очень неодинаковы. Далеко не все они имеют хотя бы опосредованное отношение к действиям правительства, но для устроителей процесса важна была не достоверность фактов, а выводы, которые Гойхбарг сформулировал в заключительной речи, описывая «картину событий», «отшвырнув в сторону огромные бутылки розовой воды, которыми пытались, в так называемых объяснениях подсудимые закрыть от […] глаз ту кровь, те преступления…». Для сохранения спекуляции, воровства и частной собственности подсудимые способствовали расстрелу меньшевика И.И. Кириенко и эсера И.И. Девятова, вступили в «неразрывные узы» с деятелями Военно-промышленного комитета, «продались и подчинились иностранным правительствам всего мира».
Нагнетая атмосферу в зале заседания, напомнив о похоронах в Омске жертв колчаковских застенков («когда гробы растянулись на версту с лишком»), трагической гибели 31 арестованного на Байкале, Гойхбарг, указывая
525
Там же.
Несмотря на попытки устроителей Чрезвычайного революционного трибунала применить внешние признаки демократического судопроизводства, ход судебных заседаний неопровержимо свидетельствует, что процесс носил чисто политический характер, т. е. целью суда было не установление виновности подсудимых по предъявленным обвинениям, а решение политических задач.
Анализ хода судебного процесса и позиция обвинения позволяют определить ряд задач, которые ставили перед собой власти при организации трибунала. Во-первых, преобразовать недовольство масс уровнем жизни в энергию классовой борьбы. Во-вторых, дать свою трактовку событий Гражданской войны в Сибири. И наконец, в-третьих, дискредитировать социалистические небольшевистские сибирские партии.
Тем более что последней задаче благоприятствовал раскол в ПСР, меньшинство ЦК которого в середине июня 1920 г. обратилось с воззванием к трудящимся всего мира: «Обязанностью социалистов всех стран является защита и помощь революции в России, разъяснение объективных условий ее развития, но отнюдь не дискутирование советской властью путем направления на эксцессы и недочеты политики коммунистов. Мы, социалисты-революционеры, на опыте прошли путь борьбы с советской властью, и опыт привел нас к тому заключению, что всякое активное выступление против советской власти объективно является поддержкой контрреволюции и что решительную борьбу против буржуазии может вести лишь советская власть» [526] .
526
Известия ВЦИК. 1920. 12 июня.
Решение подобных задач требовало новых приемов ведения суда, отрабатываемых на данном процессе. Так, задача обвинения теперь состояла в том, чтобы произвести впечатление не на суд, а на публику, и апеллировать приходилось не к разуму, а к чувству «революционных долга и сознания». Новизна подобного рода процессов не могла не вызвать некоторых накладок в судебном разбирательстве, однако большинство задач были успешно решены.
Анализ следственного дела был бы далеко не полным без освещения позиции защиты. Как уже говорилось, интересы подсудимых представляли три адвоката: Аронов (подзащитные – Шумиловский, Преображенский, Ларионов, Грацианов, Введенский, Василевский, Червен-Водали, Клафтон), Айзин (Морозов, Молодых, Степаненко, Цеслинский, Дмитриев, Жуковский, Писарев, Хроновский, Новомбергский), Бородулин (Карликов, Палечек, Ячевский, Малиновский, Краснов). Подсудимый Третьяк от защитника отказался.
Все адвокаты – представители дореволюционной школы российских юристов, привыкшие считать себя равноправной стороной судебных процессов. Однако во время заседаний Чрезвычайного революционного трибунала на Атамановском хуторе им неоднократно давали понять, что их положение близко к положению их подзащитных. Так, на заседании 26 мая обвинитель А.Г. Гойхбарг возмутился тем, что защитник Аронов обратился к нему, употребив термин «товарищ», и попытался использовать это предлогом для нравоучений «чрезвычайно важных для процесса» [527] , но был остановлен И. Павлуновским. А в своей заключительной речи весьма недвусмысленно (хотя и одним предложением) характеризовал предыдущую адвокатскую практику защитников как «работавших в царских судах и в судах Керенского и в судах Колчака» [528] . Кроме того, как ясно из стенографической записи судебного процесса, защита не имела возможности полноценно подготовиться к процессу.
527
ЦА ФСБ РФ. Арх. № Н-501. Д. 5. Л. 208.
528
Советская Сибирь. 1920. 3 июня. В работе «Детская болезнь «левизны» в коммунизме» Ленин писал: «…Мы разрушили в России и правильно сделали, что разрушили, буржуазную адвокатуру, но сейчас она возрождается у нас под прикрытием «советских правозаступников» // Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 101.
11 мая 1920 г., когда книга Ленина готовилась в печать, был принят первый шаг в установлении трудовой повинности для адвокатов: принят декрет Совнаркома «О регистрации лиц с высшим юридическим образованием». Декрет обязывал всех получивших высшее юридическое образование, большинство которых являлись адвокатами, немедленно зарегистрироваться в местных Советах, в противном случае возбуждалось уголовное преследование // Декреты советской власти. Т. 8. М., 1967. С. 181–184.
Обвиняемые находились в еще более сложном положении. Достаточно привести один факт. На седьмой день работы ревтрибунала обвинитель предложил разрешить подсудимому Карликову ознакомиться с материалами его же следственного дела, в связи с упомянутым адвокатом Бородулиным постановлением Иркутской Чрезвычайной следственной комиссии, где указывалось – «судебное преследование против Карликова должно быть прекращено ввиду отсутствия данных». Кратко, не вдаваясь в объяснение причин, председатель отметил «неправомочность» постановления, а обвинитель, произнеся маловразумительную фразу («В делах имеются разные документы и разные факты. Я возражаю против этого») [529] , попросил впредь на работу Иркутской комиссии не ссылаться.
529
ЦА
Несмотря на столь стесненные условия, защита в ряде случаев успешно доказывала несостоятельность отдельных обвинений. Для понимания методов, к которым прибегала защита, показателен эпизод, который произошел после того, как А.А. Червен-Водали и Л.И. Шумиловский сделали перед ревтрибуналом заявления о своей предыдущей деятельности.
Заявление Гойхбарга, что подсудимые занимались «биографическими безобидными разглагольствованиями», с последующим предложением, во-первых, «биографические рассуждения ввиду их бесцельности не допускать» и, во-вторых, предложить подсудимым давать обещанные ими объяснения по предъявленному обвинительному материалу, возмущенно оспаривалось защитником Ароновым. Процитировав вторую статью постановления наркомата юстиции с руководящими началами по уголовному праву, где обозначалось, что «с точки зрения революционного законодательства советской России выяснение условий жизни, образа жизни является одной из основных задач революционного суда», он пошел дальше и уже критиковал порядок самого судебного процесса.
Аронов говорил: «Что касается до то, что некоторыми из обвиняемых не отвечено на конкретные факты и обвинения, которые им предъявлены были, то я уже имел честь говорить перед революционным трибуналом, что необходимо дать обвиняемым говорить по каждому конкретному обвинению в тот момент, когда слушается данное действие. Но, к сожалению, этот порядок не был принят, был принят другой порядок и вполне понятно, что подсудимые из всего того материала, который был им предъявлен как уличающий их, могли упустить тот или другой материал…» [530]
530
Там же. Л. 280 об.
Из приведенной дискуссии ясно видны принципы защиты: апелляция к логике и здравому смыслу, к суду, а не к публике, а также использование слабых начатков советского законодательства. Эти принципы прямо противоположны тем, которые использовало обвинение.
В ходе судебных заседаний случались моменты, когда защита внешне добивалась значительных успехов. 27 мая она смело перехватила инициативу и атаковала трибунал ходатайствами о приобщении к следственным делам подзащитных целого ряда документов, существенно корректирующих навязанную обвинительным заключением мотивацию их деятельности в составе правительства [531] . И если на первых порах обвинитель Гойхбарг не сдерживал этот натиск, то спустя время между ним и защитниками был начат самый настоящий торг.
531
К следственному делу Л.И. Шумиловского приобщались: его интервью, опубликованное «Правительственным вестником» (№ 54, 56), с изложением программы работы министерства труда по «защите охраны труда в тех условиях, которые создались в Сибири после падения советской власти», журналы заседаний Совета министров (№ 16, 17, 163) по обсуждению проектов министра труда о больничных кассах, восьмичасовом рабочем дне, создании комиссии для выработки прожиточного минимума, а также журнал от 24 декабря 1919 г., где зафиксирован отказ членов правительства в удовлетворении прошения об отставке Леонида Ивановича; секретное донесение помощника начальника жандармского управления об антиправительственной деятельности Шумиловского в период до Февральской 1917 г. революции. К делу П.И. Преображенского: его объяснительная записка к проекту сметы министерства народного просвещения за 1919 г., предполагавшая создание единой народной школы и начального образования в Сибири; стенограмма выступления Павла Ивановича от 16 мая 1919 г., опубликованная в «Правительственном вестнике», с изложением плана работы министерства; прошение профессора об отставке и письмо П.В. Вологодского с просьбой не оставлять поста министра. Судом отказано в приобщении к делу А.Н. Ларионова протоколов заседаний Совета министров (№ 132, 135, 140, 187 за 1919 г.) с обсуждением предложений МПС о выделении средств на покупку продовольствия для железнодорожных рабочих; докладов министерства об удовлетворении экономических нужд рабочих и служащих. Причину объяснил А.Г. Гойхбарг: «Когда приходилось говорить о деятельности министра путей сообщения, подсудимый Ларионов заявлял, что за действия Устругова он не отвечает, за плохие действия, за те, которые, по-видимому, считаются хорошими действиями, он отвечает и о распространении этих заслуг на подсудимого Ларионова высказывается сейчас защита» // ЦА ФСБ РФ. Арх. № Н-501. Д. 6. Л. 216–216 об. К делу И.Н. Хроновского – проект положения, где отражено стремление бывшего товарища министра финансов установить обязательное участие государства в распределении прибыли и управлении частными предприятиями; акт-положение об изменениях действовавших законов об обложении, в котором подсудимый был инициатором передачи всего дела во владение органов местного самоуправления. К делу А.А. Грацианова – номер газеты «Сибирский вестник» за 1905 г. с опубликованным письмом «общественного деятеля, характеризующего Грацианова как крупного муниципального работника, муниципального врача и крупного идейного общественного деятеля» // ЦА ФСБ РФ. Арх. № Н-501. Д. 6. Л. 219. К делу А.К. Клафтона – номер газеты «Наша Заря» от 1 января 1919 г., с опубликованным протестом Восточного отдела партии Народной свободы против расстрела 22 декабря 1918 г. Суд отклонил просьбу защиты в приобщении опубликованной в «Правительственном вестнике» 22 мая 1919 г. (№ 142) стенограммы речи Клафтона, объяснив отказ тем, что «статья вызывает целый ряд толкований, она является документом, допускающим возможность толкования разных толкований» // ЦА ФСБ РФ. Арх. № Н-501. Д. 6. Л. 220. К делу М.Н. Цеслинского – подписанное им распоряжение об увольнении служащих и телеграмма (в стенограмме ЧРТ предмет документов не раскрыт). К делу В.Г. Жуковского – отзыв его сослуживцев и копия телеграммы И.И. Сукина (министра иностранных дел) о деятельности бывшего товарища министра иностранных дел. К делу Г.М. Степаненко – удостоверение (в стенограмме предмет документа не раскрыт). К делу В.К. Василевского – доклад о результатах ревизии деятельности бывшего товарища министра труда и удостоверение чешского командования о приеме от Василевского 500 тысяч рублей. К делу А.А. Червен-Водали – решение Совета министров от 3 декабря 1919 г. об отпуске 3 миллионов рублей Иркутскому земству. К делу С.А. Введенского – заявление служащих Огнетопа с характеристикой на бывшего товарища министра торговли и промышленности.