Адъютант императрицы
Шрифт:
XXXVII
Наконец настал час, назначенный императрицей для торжественного приема. Еще во время обеда Екатерина Алексеевна приказала, чтобы в этот вечер Салтыков занял место ее адъютанта; она желала отличить его перед всем двором в награду за радостную весть о победе и личное мужество и собственноручно надела на него звезду и ленту ордена Святого Андрея Первозванного; и теперь он вместе с сыном в приемной царских покоев ожидал появления государыни, которая удалилась на послеобеденный отдых и чтобы заняться вечерним туалетом.
Генерал был глубоко взволнован; в разговоре с государыней ему послышались отголоски
Грустно было на душе Салтыкова, и сам он, казалось, не принимал никакого участия в той громкой, ликующей радости, с какою весь двор встретил его весть о победе и поджидал выхода государыни в блестящие парадные залы.
Николай был спокоен и весел. Принятое решение сделало его будто взрослее: детская мягкость исчезла, черты лица его обрели мужество, и ласковыми, веселыми словами он хотел ободрить отца.
Появилась императрица.
С нею рядом шла Зораида под густой вуалью. Екатерина приказала ей сопровождать себя, чтобы в блеске торжества бедное дитя забыло свое горе или, по крайней мере, не имело времени предаваться ему в уединении.
Молча подала она руку Николаю.
Генерал Салтыков, прежде чем выйти вместе с императрицей в большой зал, вполголоса сказал ей:
— Как живо вспоминается мне сегодня прошлое с его горем и счастьем! Передо мною будто воскресло то время, когда я так же следовал за великой княгиней в приемный зал, дрожа от страха за какое-нибудь обидное слово, брошенное ей, и счастливый от одного взгляда моей высокой повелительницы, когда в нем выражалась благодарность за мое участие, замеченное ею!..
— Да, Сергей Семенович, — промолвила Екатерина, ласково глядя не него, — да, то было прекрасное, незабвенное время. Но никогда не пожелала бы я вернуть его, если бы то было в моей власти!.. Тогда великая княгиня должна была подчиняться недостойному гнету и скрывать свои чувства. Теперь я живу с гордо поднятой головой и могу приближать к себе своих друзей, не боясь целого мира; тогда мое сердце томилось жаждой власти, теперь я владею короной и власть в моих руках. Итак, Сергей Семенович, лучше, что ради минутного счастья я не пренебрегла блестящей целью, путь был тернист, но пройти его стоило.
Салтыков, вздохнув, наклонил голову и направился вперед, чтобы открыть государыне двери.
В тот же момент дверь внезапно распахнулась, и на пороге появились два запыленных, запыхавшихся офицера.
Императрица испугалась. Неужели же какая-нибудь недобрая весть должна была смутить радостное торжество победы?
— Откуда вы, с какими вестями? — спросила она, с трудом сохраняя обычное самообладание.
— Меня прислал фельдмаршал Румянцев к вам, ваше императорское величество, — сказал первый из двух офицеров. — Я должен повиниться, что промедлил лишний день… Но моя лошадь пала от слишком поспешной езды, и мне пришлось долго идти пешком, пока я добыл другого коня. Поэтому меня нагнал мой товарищ, который отбыл из Шумлы днем позже.
— А с чем вы прибыли? — спросила императрица первого гонца.
— С этим письмом к вам, ваше императорское величество.
— От фельдмаршала Румянцева? — спросила государыня.
— Нет, ваше императорское величество, письмо от великого визиря Моссума–оглы; фельдмаршал приказал мне вручить его лично вам, ваше императорское величество.
— От моего отца? — испуганно воскликнула Зораида.
— Неужели он все же не поверил
Государыня, вскрыв письмо, быстро пробежала его, лицо ее стало серьезно, и она с грустной улыбкой обратилась к Николаю и Зораиде:
— Ваша судьба изменяется, дети мои; ваши надежды не потеряны… Послушай, что мне пишет твой отец!
Сказав это, она стала читать:
— «Великая, милостивая императрица! Побежденный враг обращается к сердцу великодушной победительницы. Вы, ваше императорское величество, были милостивы к счастью и радости моей жизни, к моей дочери Зораиде; меня ожидает неизвестная судьба, и я прошу вас, ваше императорское величество, взять мое дитя под свое покровительство и оказать ей материнское расположение, когда ее отец не будет уже в состоянии заботиться о ней. Пусть Зораида повинуется вам и любит вас так, как любила меня; ее судьбу я вручаю вам, ваше императорское величество, и молю всемогущего Аллаха, чтобы за ваше великодушие Он щедрою рукою ниспослал вам Свое благословение».
— Ты видишь, Зораида, — сказала государыня, с состраданием глядя на девушку, — ты теперь принадлежишь мне по воле своего отца, и я имею право соединить тебя с Николаем.
— Боже мой, Боже мой! — сказала Зораида. — Я ничего не понимаю! — Она взглянула на оборотную сторону письма. — Да, да, это печать моего отца, я узнаю ее, это письмо от моего отца, это его воля отдать меня! Но то, что должно бы осчастливить, страшит меня… Разве он не любит меня больше, или…
Она побледнела и скрестила руки на груди, между тем как Николай, довольный, поспешно подошел и обнял ее.
— Фельдмаршал Румянцев посылает через меня вашему императорскому величеству это послание, — сказал второй офицер в ответ на вопросительный взгляд императрицы.
— А, — воскликнула Екатерина Алексеевна, взяв письмо с огромной печатью, — на этот раз мне пишет Румянцев. — Быстро вскрыла она письмо и прочитала: — «Генерал Салтыков, вероятно, лично доставил вашему императорскому величеству известие о большой, решительной победе, одержанной войсками вашего величества, а также вручил вашему императорскому величеству проект мирного договора и письмо великого визиря Моссума–оглы. Мне остается только сообщить следующие важные известия. Султан Мустафа III умер, Абдул Ахмед занял его место, великий визирь Моссум–оглы отозван от командования разбитой нами армией и замещен пашой Молдаванчи. Последний принял мирный договор, заключенный Моссум–оглы и Салтыковым, признав невозможность сопротивления и вняв моей угрозе в случае замедления ратификации договора двинуться на Адрианополь. В согласии султана не может быть сомнения. Я узнал, к моему великому огорчению, что Моссум–оглы застал в Адрианополе посланного от султана, который ему…»
Государыня смолкла и посмотрела на Зораиду, которая высвободилась из объятий Николая и, вся бледная, с неподвижным взором, вслушивалась в слова письма.
— Посланный от падишаха? — воскликнула она. — Что это значит? О, будь милосердна, властительница, скажи мне, что случилось с моим отцом?
— Бедное дитя, — промолвила императрица, — а все же она должна знать! Самая ужасная истина лучше томления страха и неизвестности. Твой отец предчувствовал свор судьбу, мое дитя, и поэтому поручил тебя моему покровительству. «Посланный султана передал ему шелковый шнур, то есть смертный приговор. Он был храбрый и гордый человек, — продолжила она читать письмо Румянцева, — и я сохраню воспоминание, полное уважения к этому благородному врагу».