Афганский рубеж 3
Шрифт:
Интересная исповедь у Максима Евгеньевича получается. Наверное, не всегда ему удаётся вот так посидеть на лавке и поговорить по душам.
— И как вы справляетесь со своими «воспоминаниями»?
— Никак. Просто делаю выводы, Саша, — ответил Римаков.
К беседке подъехал УАЗ «таблетка», из которой вышел Виталик.
— Нам пора. Самолёт уже заправлен. Вещи в машине, — ответил молодой комитетчик.
Максим Евгеньевич кивнул и встал с лавки.
— Спасибо, Александр! Думаю, это наша не последняя
— Вам, «сухопутному», можно как угодно.
Максим Евгеньевич пожал мне руку, приобняв за плечо. Его коллега сделал тоже самое, и они оба пошли к машине. И всё же я захотел кое-что ещё сказать Римакову.
— Максим Евгеньевич, в одном не согласен с вами, — позвал я старшего КГБшника.
— В чём?
— Вы сказали никто не узнает, за что погибли эти парни. Они за Родину погибли. И каждый из нас готов это сделать, — сказал я.
— И мы тоже. Но ещё труднее жить для Родины, — ответил мне Виталий.
Римаков улыбнулся, медленно кивнул, и двое «комитетчиков» сев в машину, уехали в сторону аэродрома.
В эту же ночь «исчезли» с аэродрома и специалисты Ми-28. Как мне рассказал перед отлётом Карапетян, им предписали перелететь в Шинданд. Предстояло провести испытания в более пустынной местности.
Он намекнул, что мне бы стоило подумать над переводом в Торск после командировки. Благо такое предложение у меня уже есть от командира центра полковника Медведева.
Что ж, стоит его принять.
В жизни нашей эскадрильи особых изменений не произошло. Мы все так же продолжали грызть гранит лётной науки, тренируясь в изображении «ёжиков» и не только их. Баев ввёл систему «тактических летучек», где были короткие вопросы. Всё меньше времени мы уделяли изучению района полётов и возможности отработки лётных навыков в районе аэродрома.
В моём звене чувствовалось, что необходимо отработать некоторые элементы полётов. Будь то посадка ночью на совершенно тёмную площадку или полёт строем. А для этого нужно было провести учебно-тренировочные полёты.
Заместитель командира эскадрильи уехал в Союз. Повёз Магу, Багу и погибшего бортового техника. Так что вопрос с полётами нужно было решать с Баевым.
В один из дней я пришёл в «жилую бочку» командира с предложением на проведение таких полётов. А ещё хотелось узнать, зачем он этим утром замуштровал людей строевым смотром.
Ответ командира эскадрильи на мою просьбу об учебных полётах был ожидаемым.
— Никаких полётов. В Союзе нужно было тренироваться. Если хотите, могу организовать отправку туда, — ответил мне комэска.
Кузьма Иванович в это время лежал под вентилятором и читал с важным видом книгу.
— Я вам уже говорил, что личный состав должен расти профессионально, а не только теоретически…
— Теория —
Надоел, так надоел. Согласен, что в звании лейтенанта выговаривать подполковнику, что он не прав, не самое правильное. Но если балбесу не сказать, что он балбесу, он так и будет жить в неведении.
— Товарищ подполковник, а вы сами не устали от постоянной муштры? Зачем нужен был сегодня перед полётами строевой смотр?
— Я у тебя забыл спросить зачем! Свободен, лейтенант.
— Вижу, что устали. Так, может, немного обороты сбавить? И люди к вам потянутся, — добавил я.
Баев вскочил на ноги и подлетел ко мне. Не знаю, рассчитывал ли он, что я начну отходить назад или прикрываться, но по лицу командира эскадрильи было видно, что он в гневе.
— Мне плевать, кто ко мне тянется или не тянется. Из-за вас меня сняли с должности и поставили руководить вами же. Думаешь, я буду испытывать к 363й эскадрилье братские чувства? Ошибаешься. Так что свободны, товарищ лейтенант! — повысил он голос.
Посмотрел я в бесстыжие глаза этого человека и более иллюзий у меня не осталось. Если ему даже всё равно на наши жизни, на учебно-тренировочные полёты тем более «до фонаря».
В дверь бочки постучались. Это пришёл посыльный со штаба дивизии. Кузьму Ивановича вызывали на совещание.
— Наконец-то! Надеюсь, это по моему вопросу. До вечера, Клюковкин, — сказал Баев, в быстром темпе приводя себя в порядок.
Более задерживаться в «бочке» мне не хотелось.
Вечером, по устоявшейся нелюбимой всеми традиции, личный состав собрался в кабинете предполётных указаний. Очередной виток ворчания от моих подчинённых уже набил оскомину.
— Саныч, ну давай забьём, как мы умеем. Ну его с его указаниями и приказами, — сказал мне Юрис, сидевший рядом.
— Приказы нужно выполнять, а не саботировать. К тому же Кеша так и не выучил всех «ёжиков», верно? — повернулся я к Петрову.
Иннокентий повторял схемы сил, читая «монументальный трактат» по аэродинамике и динамике полёта вертолёта под редакцией Ромасевича и Самойлова. Такое ощущение, что я вижу перед собой ту же книгу, по которой сам учился в будущем в лётном училище.
— Сань, ну может без них? Никак не залазит в голову.
— Кеша, в полёте у тебя голова работает быстрее калькулятора. Представь себя в кабине, и всё пойдёт быстрее.
— Я наверное завтра пойду в кабину учить. Может и правда лучше отложится, — вздохнул Петров.
В кабинет вошёл Баев. На удивление, он не сделал паузу, когда все поднялись с мест, чтобы оглядеть присутствующих. Дал команду садиться сразу.
— Все на месте? — спросил Кузьма Иванович, чей внешний вид был несколько взволнованным.