Афганский рубеж 3
Шрифт:
В этот момент над кишлаком взлетела красная ракета. Вот и условный сигнал целеуказания от агентуры! Только бы они не ошиблись.
— Режим 31, 30 секунд! — чуть громче произнёс Евич.
Пока цель не в захвате.
— Что-то не так, — тихо сказал Кеша.
С пуском красной ракеты штурман-оператор должен был выполнить захват гораздо быстрее. Либо с аппаратурой, что-то не то, либо…
— Режим 36! Режим 36! — громко произнёс Евич.
Похоже, что оператор не наблюдает цель. Именно это и означает
— Манёвр! Надо прекращать, — произнёс Кеша.
— Есть ещё 15 секунд. Не торопись.
Времени на манёвр выхода из атаки у нас почти не осталось. А ракета выпущена! Пара минут и нас обнаружат. Но мы продолжаем приближаться к Ниджрабу.
— Командир, 10 секунд!
— Спокойно. Они знают, что делать.
Представляю какая работа идёт на борту Ми-28. На готовность к пуску ракеты у Евича осталось меньше 10 секунд.
Тишина в эфире продолжается секунды, а кажется, что целую вечность. Да, нам нужно выполнить задачу и уничтожить цель. Но пока мы просто летим на встречу с духами.
Секундная стрелка отсчитывает время. Каждый её шаг совпадает с ударом пульса. Такое ощущение, что это я должен пустить ракету.
— Ре…режим 33! Внимание! Пуск 1! — громко произнёс Евич.
Небольшая вспышка с правой стороны Ми-28. В лунном свете видно, как вперёд устремилась ракета.
Идёт отсчёт до встречи ракеты с целью. Всё внимание по сторонам, чтобы не появились пунктиры от очередей пулемётов или яркие вспышки от пусков ракет.
Тут же в районе кишлака произошёл взрыв. Да такой, что я засомневался в характеристиках цели.
— Пуск 2!
Ещё одна ракета устремилась к цели. Повторный взрыв произошёл теперь уже слева от места попадания первой ракеты.
— Непростой домик! — удивился Кеша.
Так взрываться может только склад с вооружением. Яркая вспышка и моментально всё вокруг дома попало под световой ореол взрыва.
— Режим 4! Влево выходим, — спокойно сказал Евич и Ми-28 начал отворот в сторону Семёна.
— Добавляем, Кеша, — сказал я, отклоняя ручку влево и одновременно набирая скорость.
Евич обозначил себя миганием бортовых огней, чтобы я мог пристроиться. Надо быстрее нырять обратно в расщелину, где протекает река Панджшер. Но маршрут нужно менять. На нас могут и засаду сделать.
— 305й, принимай влево. Пройдём над притоком, — подсказал я Семёну.
— Понял.
Но прошло несколько секунд, а он не отворачивал. Информацию он принял, но не выполняет.
— 305й, 302й передал влево уходить, — повторил Евич мою команду, но никакой реакции.
— П… понял, — нервозно ответил Семён.
Не похоже это на моего коллегу с ростом баскетболиста. Я начал искать глазами силуэт вертолёта Рогаткина, но в тени холмов разглядеть было сложно. Но у нас появился неожиданный «помощник». И лучше бы его не было.
В
— Горишь, 305й, — произнёс в эфир Евич.
— Борт номер 18, пожар левого двигателя! — зазвучал голос «печально известной» РИты.
— Подтвердил. Правый… нет, левый. Тушить не выходит. Иду на вынужденную, — почти прокричал в эфир Семён.
Плохи дела! Под нами одни сопки, а сколько может быть духов неясно. Выбор у Семёна небольшой — прыгать или пытаться посадить. Что одно, что другое — опасно. Особенно когда не видно земли.
— 305й, площадку не видишь под собой? — запросил я, но это было не нужно.
— Эм… нет. Иду на вынужденную.
Дилемма такая, что если подсветить Семёну площадку, вся округа набежит сюда. Не подсвечу — разложит вертолёт на части. Шансов выжить мало.
Но тогда под удар попадает Ми-28. Вот она проблема выбора в военной философии! Как по мне, у Евича в воздухе шансов больше.
Да и согласно заданию, в случае необходимости, он должен лететь сам. А мы прикрываем.
— 917й, следуй на базу обратным маршрутом. Я за 305 м.
Отвернул влево, чтобы не попасть осветительными НАРами в Ми-28. Задираю нос. Выполняю небольшую горку и пускаю С-8О.
Загорелись факелы от осветительных снарядов. Но всё это на короткое время.
Над нашим районом нависает небольшая люстра из десятка спускающихся световых снарядов. Прекрасно видна поверхность и то, как на неё заходит вертолёт Рогаткина.
— Вижу площадку. Подхожу к земле… — произнёс Семён.
Выхожу из разворота и наблюдаю, как с земли уже рассекают ночное небо пунктиры ДШК.
Ухожу влево и пускаю очередь из пушки по обозначившим себя духам. Несколько снарядов выпущено и на земле видны несколько вспышек. Но продолжает работать «сварка», как называют иногда ДШК из-за характерного цвета очереди в ночи.
— Забирай! Прикрываю! — услышал я ответ от Евича.
Ух, Андрей Вячеславович! Вижу, как он заходит на цель и пускает очередь из своей пушки 30го калибра. Отворачивает в сторону, но огни так и не выключил. Такое ощущение, что отвлекает духов на себя.
— Кеша, садимся! — скомандовал я, зацепившись взглядом за стоящий на земле вертолёт.
Чем быстрее заберём Семёна, тем меньше вероятности, что попадут по вертолёту Евича.
Ручку управления отклоняю вправо, вертолёт слегка скользит снижая скорость. Внимательно смотрю на место приземления, чтобы не упустить ровную площадку из виду.
Вверх уже летят сигнальные огни от патронов ПСНД. Ярко-малиновое пламя на фоне оранжевого огня вертолёта выделяется хорошо.
— Высота 20, 15, 10, площадку наблюдаю. Препятствий нет, — доложил Кеша, хотя сомневаюсь, что он смотрел вниз.