Афганский рубеж 4
Шрифт:
— Спасибо, — ответил я, обратив внимание на оценивающий взгляд Виталия.
Моё же одеяние было более колоритным. Лётный комбинезон, измазанный в крови, пыли и пропитавшийся потом насквозь, перестал быть светлым. Скорее я похож на жёлтого далматинца.
— Идём на разговор. Максим Евгеньевич уже ждёт, — сказал Казанов и показал мне пройти в машину.
Глава 5
Очень жаркий день. Ветер совершенно не несёт прохлады, а в воздухе витают запахи керосина и выхлопных газов.
Медленно и осторожно я шёл к машине с Виталием Казановым. Его начальник Максим Евгеньевич Римаков внимательно слушал капитана Холодова и молча кивал.
— Как вы себя чувствуете? — спросил меня Виталий, заметив, что я еле передвигаю ноги.
Места ссадин и порезов саднят от попадающего в них пота. В горле суше, чем в пустыне, с которой мы только что выбрались. Запах смеси пота, высохшей крови и медикаментов, исходящий от меня, начинает слегка бесить.
Сложно сказать, чего мне хочется больше — пить или снять с ног кроссовки. Ощущение такое, что стопа срослась с носками.
— Всё ещё вашими молитвами — чувствую, но плохо, — ответил я.
— Мда. Ну тогда вы долго не протянете.
— Вот я так и знал, что вы за меня не переживали, — произнёс я и Виталик скромно улыбнулся.
Есть у него чувство юмора, но сейчас оно совсем не к месту.
— Казаков сильно ранен, несколько разведчиков покалечены и мы потеряли два новых вертолёта. Поводов улыбаться немного, Виталий Иванович, — произнёс я.
— Немного, но они есть. Вы живы, оператор ваш жив. Да и разведчиков при смерти я никого не заметил. Порадуйтесь солнцу и хорошей погоде…
При этих словах я остановил Казанова и повернул его к себе за плечо.
— Не знаю как у вас, а у меня утро совсем не задалось. Не до улыбок, товарищ Виталик. Вы бы не тянули с вопросами и играми в «своего парня». Спрашивайте что хотели.
Казанов прокашлялся и посмотрел на Максима Евгеньевича. Его начальник закончил разговор с Холодовым и направился в нашу сторону.
— Пока спрашивать нечего. Нужно опросить других, — спокойно ответил Казанов, похлопав меня по плечу.
— Вот только не надо делать вид, что у вас ко мне нет вопросов, — сказал я, заметив, как Виталик гордо поднял голову и снял панаму, чтобы пригладить волосы.
— Отсутствие у нас к вам вопросов — не ваша заслуга, а наша недоработка.
— Косите под Дзержинского? — переспросил я.
Виталик изменил фразу Феликса Эдмундовича про судимость на свой лад. Вариант Дзержинского звучал круче.
— Почему бы и нет.
Максим Евгеньевич появился рядом с нами и протянул мне руку. Я пожал её, хоть и сомневался в искренности приветствия Римакова.
— Спасибо, что хоть вы живы и относительно здоровы. Будет с кого спросить, — сказал Евгеньевич.
— Когда вопросы появятся? — уточнил я.
И вновь эти двое улыбнулись, будто с ними шутки шутят.
— Само собой. Нам нужно поговорить
Идеальное место для переговоров! Не слышно ни шиша! Ещё и распределились по вертолётам довольно странно.
Разведчики летели с Холодовым в одном Ми-8, а мы с двумя «конторскими» в другом. Когда взлетели с аэродрома, Виталик подошёл к кабине экипажа и прикрыл её. Сам же он сел на откидное сиденье рядом с выходом и внимательно смотрел на меня. Мы же с Максимом Евгеньевичем начали обсуждать, что произошло в пустыне.
Наш разговор действительно никто бы не услышал. Мы сами едва себя слышали, поскольку шум в грузовой кабине не предполагает возможность активных переговоров. Это больше похоже на разговор двух глухих.
Я довёл всю хронологию сегодняшнего утра, уделив особое внимание встречи с наёмниками и поведению Евича. Называл имя Патрика и попытался описать его внешность. Но у Максима Евгеньевича вопросы появились сразу, как я закончил доклад.
— А почему тогда Андрей Вячеславович в эфир передал, что вы его собираетесь сбить? Не вяжется это с планом человека уйти за границу. Просто бы сбил вас и всё, — спросил Римаков.
— Я не могу думать как Евич. Возможно, почувствовал, что мне удастся навязать ему бой и успеть доложить. Вот и решил доложить первым…
Максим Евгеньевич подозвал Виталика и начал ему громко говорить на ухо. При этом Римаков прикрыл ладонью лицо, чтобы я не видел шевеления его губ. И тут «шифруются».
Пару минут Казанов его выслушивал, а затем начал и сам говорить. Да такое, что у Римакова глаза на лоб полезли.
— Сложная комбинация, но возможная, — прочитал я по губам слова Максима Евгеньевича.
Он показал мне поднятый вверх большой палец. Больше во время полёта он меня не тревожил. Мне же было крайне интересно, что там за «комбинация».
Через полчаса вертолёт коснулся поверхности стоянки. Выключаться экипаж не планировал, поскольку им нужно лететь ещё куда-то. Я ещё раз поблагодарил Лёню за полёт.
— Саныч, я ж в Кандагаре сейчас служу. Будешь обратно в Союз ехать, зайди в домик эскадрильи. Вдруг я там буду. Пообщаемся, — сказал Чкалов.
— Обязательно. До встречи! — попрощался я с Леонидом и вылез из вертолёта.
Пожав руку бортовому технику, я направился к стоящим поодаль от вертолёта Максиму Евгеньевичу и Виталику. Они уже о чём-то совещались и прекратили разговор, как только я подошёл к ним.
За спиной в это время взлетал Ми-8 Чкалова. Постепенно вертолёт начал отрываться от металлической поверхности плит К-1Д, отбрасывая вниз мощный поток. Стоявших на стоянке техников начало накрывать пылью, которую несущий винт разметал под собой.
В этой светло-жёлтой дымке вертолёт медленно набрал несколько метров высоты и повернулся в нашу сторону. «Крутыш» Лёня решил выполнить небольшой «реверанс», слегка опустив нос и подняв его.