Афганский рубеж 4
Шрифт:
Лейтенант причмокнул и посмотрел на ефрейтора, который первым нас обнаружил.
— Рахметов, это про них ты докладывал, когда видел несколько джипов? — спросил лейтенант.
Похоже, что группа разведчиков вела наблюдение уже давно. Осталось понять, что именно они видели.
— Да. Капитан разговаривал с ними, а потом вмазал человеку в такой же, как он форме, — сказал Рахметов, спустившись со скалы.
Лейтенант сощурился и подошёл ближе к ефрейтору. Молодой командир разведчиков внимательно
— А потом их духи погрузили в машины.
Рашид был весь в сомнениях. Понятно, что ему проще всего выполнить приказ и доставить нас с Петрухой в Кандагар.
— И что с того? Вы могли украсть вертолёт, а потом заказчики угона вас кинули. Так ведь было, гражданин капитан? — посмотрел лейтенант на меня с пренебрежением.
— Действительно! Нас двоих кинули, а третьего себе оставили. Правильно говорю, товарищ ефрейтор? — спросил я у Рахметова.
Лейтенант задумался и вопросительно посмотрел на подчинённого.
— Было такое? — уточнил он.
— Да, — ответил ефрейтор.
— Выходит, лётчиков было трое, — предположил боец, которому я заламывал руку.
Он поднялся и отошёл в сторону, присаживаясь на камни.
— А вертолётов два. Почему я должен тебе верить? Может вы хотели два вертолёта украсть, — продолжал рассуждать Рашид.
— Может. А может и нет. А может мы соберёмся и пойдём с территории Пакистана побыстрее?
— Командир, тут в паре километров кишлак Чагай. Там, наверняка, местный начальник уже всех под ружьё ставит, чтобы пойти в горы за головами шурави, — подсказал кто-то из бойцов Рашиду.
Саламов посмотрел на часы и поправил разгрузку на груди.
— Доберёмся до Кандагара, там и пускай разбираются. Надеюсь, связывать руки не нужно, Александр Клюковкин?
— Не нужно. Воды дадите? В горле пересохло, — сказал я, облизнув высохшие губы.
Мне дали попить воды и мы всей группой выдвинулись в сторону границы.
Петруху перевязали и положили на брезентовые носилки. Я предложил помочь тащить его, но мне было указано другое место в походном порядке группы — центре так называемого «ядра».
Естественно, что со мной рядом была и охрана. Сторожил меня ефрейтор Рахметов и тот самый боец, которому я заламывал руку.
— Как зовут? — спросил я, когда мы прошли пару сотен метров в полной тишине по горному хребту Чагай.
— Вася.
— Сан Саныч, — протянул я руку, но парень не сразу решился мне её пожать.
— У вас мощный хват. Чуть не оторвали с корнями. Кисть до сих пор болит.
— Ну ты сам первый начал.
Миновав очередной горный проход, мы очутились на небольшом плато между двух горных хребтов: впереди — выход в пустыню, сзади — перевал.
Мы начали спускаться с горных
Петрухе понадобилась обработка ран. Последние минуты он сильно хрипел и стонал. Саламов объявил об остановке и выставил охранение, пока санинструктор осматривал моего товарища.
— Крови много потерял. Надо его быстрее доставить на базу, — сказал сержант, вкалывая укол Петрухе.
Казаков пытался улыбаться и смотрел на меня бесцветными глазами. Что-то пытался сказать, но не мог произнести и слова. Его бледные потрескавшиеся губы беззвучно шевелились.
Рашид сидел на земле в нескольких метрах и всё слышал. Подозвав радиста, он дал ему указание повторно вызвать вертолёты.
— Волга, Волга, ответь Тереку-4. Волга, Волга, ответь Тереку-4, — слышал я громкий голос связиста, взобравшегося на склон сопки.
Пока он связывался со штабом, я посмотрел по сторонам на бойцов. Каждый крепко сжимал оружие, будь то автомат Калашникова или пулемёт. Лица у всех измотанные, но шутить им это не мешает.
Особенно разговорчивыми были два парня с огненно-рыжими волосами и мелкими усиками.
— Мне обычно на завтрак салатик в специальной «моей» мисочке с ягодками на голубой каёмочке подавала мама.
— А вот у меня обычный завтрак — блинчики с малиновым вареньем, яйца всмятку или омлет, — продолжали два парня делиться воспоминаниями о гражданке.
— Чи не еда эти ваши блины! Яичница-глазунья, «болтунья с зелёным луком» или с салом, — вступил в разговор круглолицый боец с кубанским акцентом.
От таких разговоров в животе у любого заурчит. Саламов смотрел за этим спором и улыбался.
— Сколько уже ваш «выход» длится? — спросил я.
— Пять дней. Консервы, «волчьи пряники» и вода. Не то что в лётной столовой, верно?
— Звучит как обвинение. В полку — да. Лётная столовая почти ресторан. У нас говорят, что правильное питание — основа летания, Рашид. Но в Афгане «на точке» едим ту же тушёнку и срём в тех же сортирах, что и вы.
Радист продолжал вызывать штаб и докладывал о ранении одного из бойцов. Что меня удивило, связист не передавал информацию, что нашли нас.
— А про меня и Петруху чего не доложил? — спросил я.
— Меня учили, что не нужно торопиться с докладом. Вдруг какая ошибка и всё такое. Сядем в «пчёлку», тогда и доложим.
Только Рашид закончил говорить, как с вершины вспорхнула птица. Среди гор разнёсся пронзительный соколиный крик, а со стороны перевала послышался тихий гул.
Один из бойцов передал, что в нашу сторону движутся духи.
— Несколько «Симургов» со стороны перевала. Ещё одна колонна перекрывает нам выход в пустыню, — подбежал боец.