Агасфер (Вечный Жид) (том 2)

Сэ Эжен

Как ни привыкла Адриенна к нахальству служителя иезуитов, она все-таки не удержалась и заметила с улыбкой горького презрения:

– Как опрометчива ваша искренность! Сколько бесстыдства в вашем усердии честно заработать обещанную награду!.. Ни на миг вы не сбросите своей маски. Вечно ложь и хитрость! Знаете, если вам так же утомительно играть роль в постыдном фарсе, как мне отвратительно на это смотреть, так, пожалуй, вам платят не так уж и много!

– Увы!
– проникновенно заметил доктор.
– Все те же фантазии, что вы не нуждаетесь в моем уходе. Считать, что я играю комедию, когда говорю о том печальном положении, которое заставило меня привезти вас сюда помимо вашей

воли! Если бы не это маленькое проявление владеющего вами безумия, можно было бы надеяться, что вы на пути к совершенному выздоровлению. Позднее ваше доброе сердце поможет вам разобраться в этом, и судить меня вы будете иначе: как я того заслуживаю.

– Да, - отвечала Адриенна, подчеркивая его слова.
– Надеюсь, что близок тот день, когда вы будете судимы, _как вы того заслуживаете_!

– Вот вторая мания!
– с сожалением воскликнул доктор.
– Послушайте, будьте же разумнее... бросьте это ребячество...

– Отказаться от мысли судом потребовать возмездия за себя и наказания для вас и ваших соучастников?.. Никогда, о, никогда!

– Ну, хорошо!
– заметил доктор, пожимая плечами.
– Ведь я уверен, что по выходе из больницы вы будете думать совсем о другом... моя прелестная неприятельница!

– Конечно, вы по-христиански забываете то зло, какое делаете... Но я, к счастью, обладаю хорошей памятью!

– Поговорим серьезно, - начал суровым тоном Балейнье.
– Неужели вы действительно решитесь обратиться в суд?

– Да. А вы знаете, если я чего хочу, то весьма упорна в своих желаниях.

– Ну, так я вас умоляю, для вас же самой, в ваших интересах: не раздувайте этого дела, - убежденно произнес Балейнье.

– Я думаю, что вы немножко смешиваете свои интересы с моими.

– Послушайте!
– с хорошо разыгранным нетерпением начал доктор, как бы вполне уверенный, что сможет убедить мадемуазель де Кардовилль.
– Неужели у вас хватит безрассудной отваги привести в полное отчаяние двух добрых и великодушных людей?

– Только двоих? Шутка была бы полнее, если бы вы сказали троих: вас, тетушку и аббата д'Эгриньи, потому что, вероятно, это те самые великодушные и добрые особы, за которых вы меня просите?

– Ах, не в нас дело!

– А в ком же?
– с изумлением спросила Адриенна.

– Дело идет о двух бедняках, подосланных, вероятно, теми, кого вы называете своими друзьями, с целью освободить вас; они забрались ночью в сад монастыря, а оттуда сюда; выстрелы, которые вы слышали, были направлены в них.

– Увы! Я была в этом уверена... А мне не хотят сказать, ранили их или нет!
– с трогательной грустью воскликнула Адриенна.

– Один из них был действительно ранен, но, должно быть, не очень опасно, потому что мог идти и убежал от преследователей.

– Хвала небу!
– радостно воскликнула молодая девушка.

– Очень похвально радоваться тому, что они ускользнули. Но тогда удивительно, почему вы непременно хотите навести полицию на их след?.. Странный способ доказать свою благодарность.

– Что вы хотите сказать?

– Потому что ведь если их арестуют, - продолжал доктор, не обращая внимания на слова Адриенны, - то за ночное нападение со взломом они попадут на каторгу.

– О!.. и все это из-за меня!

– Мало того, что _из-за вас_, они будут осуждены вами.

– Мною?

– Конечно, если вы вздумаете мстить вашей тетушке и аббату д'Эгриньи. О себе я не говорю: я в полной безопасности. Словом, если вы будете жаловаться в суд за лишение вас свободы, то это случится непременно.

– Я вас не понимаю, объяснитесь!
– сказала Адриенна с возрастающей тревогой.

–

Какое вы еще дитя!
– воскликнул с убежденным видом светский иезуит. Как вы не можете понять, что если правосудие займется каким-нибудь делом, то направить или остановить его по своей охоте будет абсолютно невозможно? Когда вы выйдете отсюда, вы подадите жалобу на меня и на свою семью. Не так ли? Что же из этого выйдет? Начнется следствие, будут вызваны свидетели, правосудие произведет самые подробные дознания... Что же дальше? Конечно, станет известным и это покушение, которое я и настоятельница монастыря, во избежание толков хотели оставить без последствий. Ввиду того, что это деле уголовное и предусматривает наказание, связанное с поражением в правах, начнут деятельно отыскивать виновников. А так как они, вероятно, задержались в Париже, - то ли из долга, то ли из-за работы, - да к тому же чувствуют себя в полной безопасности, поскольку действовали из благородных побуждений, то их очень скоро найдут и арестуют. Кто же будет виновен в аресте? Вы сами, подавая на нас жалобу.

– Это было бы ужасно, месье! Это невозможно!

– Очень возможно, - продолжал господин Балейнье.
– В то время, как я и настоятельница, несмотря на наше неоспоримое право жаловаться, хотим погасить это дело, вы... вы... для которой эти несчастные рисковали каторгой... вы намереваетесь их предать!

Адриенна достаточно понимала иезуита и сразу догадалась, что чувство жалости и милосердия доктора Балейнье к Дагоберу и его сыну вполне зависит от того, какое решение она примет: даст волю своему законному желанию отомстить врагам или нет... Роден, приказания которого исполнял, сам того не зная, доктор, был слишком ловок, чтобы объявить мадемуазель де Кардовилль прямо: "Если вы вздумаете нас преследовать, мы донесем на Дагобера и его сына"; ведь можно добиться тех же результатов, если хорошенько ее напугать опасностями, угрожающими друзьям. Как ни мало была девушка знакома с законами, она благодаря простому здравому смыслу понимала, что ночное предприятие старика и сына может навлечь на них серьезные неприятности. В то же время, думая обо всем том, что она выстрадала в этом доме, перечисляя все обиды, накопившиеся в глубине сердца, Адриенна считала оскорбительным для себя отказаться от горького удовольствия публично разоблачить и посрамить гнусные махинации. Доктор Балейнье исподтишка наблюдал за своей одураченной, по его мнению, жертвой и, казалось, очень хорошо понимал причину ее молчания и нерешительности.

– Позвольте, однако, месье, - начала она не без смущения. Предположим, что я, по какому бы то ни было поводу, решусь не подавать ни на кого жалобы, забыть все зло, какое было мне нанесено, - когда же я выйду отсюда на свободу?

– Не знаю: все будет зависеть от вашего выздоровления, - отвечал доктор.
– Положим, оно идет довольно быстро... но...

– Снова эта глупая и дерзкая комедия!
– с негодованием прервала его мадемуазель де Кардовилль.
– Я вас прошу сказать мне прямо: сколько времени я буду еще заперта в этом ужасном доме... Настанет же, наконец, день, когда меня должны будут выпустить?

– Надеюсь...
– с набожной миной отвечал светский иезуит, - но когда не знаю... Впрочем, я должен вас предупредить, что всякие попытки вроде той, что сделана ночью, теперь уже неосуществимы: приняты строгие меры... За вами учрежден самый тщательный надзор, чтобы у вас не было никакого сообщения с внешним миром; это необходимо для вашей же пользы, иначе вы снова можете прийти в состояние опасного возбуждения.

– Так что, - спросила испуганная Адриенна, - по сравнению с тем, что меня ожидает, я, значит, пользовалась свободой все это время?