Агидель стремится к Волге
Шрифт:
Во время беседы он изо всех сил старался не выдать своей неприязни.
— Зачем вы бежали из Уфимского уезду? — начал он осторожно.
— Боялись, что накажут, — глянув на него исподлобья, ответил Атыгеш Токалов.
— А коли боялись, зачем же тогда бунт затевали?
— Невтерпеж стало. Кто бы выдержал такое измывательство — поборы да грабежи!
— Да-да, уж как я вас понимаю, — закивал, соглашаясь, Горохов. — Иные бояре похлеще баскаков татарских будут — и впрямь ведь зарвались. Но теперича уж мы такого произвола не допустим. Да
— А тебя кто послал? — недоверчиво спросил Токалов.
— Воевода Волконский. Он желает вам добра.
— Волконский, говоришь? Да знаем мы, чего он добивается. У этого хитреца худое на уме — он хочет заманить нас в ловушку.
Атыгеша Токалова поддержали соратники-башкиры, до этого хранившие молчание.
— Не верим мы воеводам! — заявил Килей Таникеев.
— Да какая может быть дружба у волков с овцами!.. — воскликнул Менен Сартов.
Поняв, что ему ни за что не уговорить строптивых и недоверчивых башкир вернуться, дьяк Горохов сделал заход с другой стороны:
— Вот вы сейчас у калмыков скрываетесь. А ведь оные почитают башкирцев за заклятых врагов! Вы же не пускаете их на свои земли!
— Ах, вот оно что! Ты задумал поссорить нас с калмыками… — догадался Атыгеш Токалов.
— Нет, просто правду сказал, — ответил дьяк. — Разве ж не так? Калмыки сроду вам житья не давали! Эти злодеи вечно громили ваши летовки, скот угоняли да семьи. Кто ж поверит, что вы не желаете мести!
— Этот урыс точно задумал поссорить нас с калмыками! — начал терять терпение Атыгеш.
А Горохов все не унимался:
— Вот посмотрим — наступит весна, уж вы зададите благодетелям вашим жару!
— Неправда!
— Правда, правда. И чего это калмыки задарма вас кормят!
— Так-так, по-твоему, мы дармоеды?! — окончательно разозлился Токалов. — Пока мы охотимся и плавим железо. А летом будем служить у калмыков в войске. От нас им большая польза — мы хорошо знаем все дороги, тропинки да переправы.
Но дьяку это было мало интересно.
— Значит, все без толку! — махнул он рукой. — Зря я затеял этот разговор.
Две недели Горохов гостил у молодого тайши и за это время сумел полностью втереться к нему в доверие.
Как-то раз, когда они трапезничали наедине, Горохов принялся вдруг подбивать Мончака к походу на Крымское ханство.
Тот удивился.
— Зачем нападать ни с того, ни с сего?
— В Крыму богатства много. Вам, калмыкам, будет чем поживиться.
— Как не быть хану богатым, ежели из Москвы посылали ему каждый год по сорок тысяч золотых, — промолвил с укором Мончак. — А нам казны не шлют.
— Станете верно служить, государь будет вас жаловать.
— А то мы не служим! — запыхтел от обиды тайша. — Воюем улусы ногаев, под Азовом были да по реке Кабану…
— Государю этого мало. Он ждет, когда вы
— Что, не дает покою вам хан?! — злорадно произнес Мончак. — Крымцы на Русь войною ходят, а вы хотите их нашими руками усмирить. — Он задумался на минуту и, пристально взглянув на гостя, заявил: — Война с Крымским ханством — дело не скорое.
Горохов занервничал.
— Не забывайте про то, что калмыки российские подданные. Не гневите же государя! — пригрозил он.
Мончак побагровел от злости, но вынужден был взять себя в руки.
— Вели-ка принести вина! — обратился он к гостю с неожиданной просьбой. — Хочу напиться, чтобы сердитые слова твои забыть!
Дьяк опешил, но тут же выполнил его требование.
Быстро захмелев, молодой тайша тут же подобрел и спора больше не затевал. Лобызая гостя, он стал клясться в вечной дружбе и верности русским и заверил, что пойдет на Крым уже будущей весной. В довершение всего тайша подписал подсунутую ему Гороховым шертную грамоту.
Справившись с возложенным на него заданием, дьяк торжествовал и, решив, не откладывая, отметить сделку, закатил пир. А в придачу осыпал хозяина и его семейство от имени царя дорогими подарками.
Во исполнение данного им обещания Мончак начал войну с мусульманами — с крымскими татарами и турками. Кроме того, он постоянно докладывал властям о передвижениях башкир и об их сношениях с крымским ханом. В одном из своих доносов тайша сообщал, будто уфимские башкиры и казанские татары отправляли к крымскому хану посольство, и, жалуясь, что не могут, живя с русскими, соблюдать каноны ислама как прежде, просили у него покровительства и помощи для борьбы с неверными.
В другом послании Мончак поведал властям, будто мусульмане, сговорившись с крымским ханом и азовским пашой, собираются строить город между Астраханью и Тарками, чтобы перекрыть между ними дорогу. А потом до Первопрестольной дошла весть о том, что хан намерен прислать царевичей с большим войском и поставить их между Черным Яром и Царицыным, чтобы те не пропускали торговые суда в Астрахань и другие понизовые города.
Власти решили положить этим сношениям конец, но пока они вынашивали планы по осуществлению задуманного, в тех же самых местах разразился бунт донских казаков.
IX
Имя казачьего атамана Степана Разина узнали в Москве в самый разгар башкирского восстания в связи с его успешным походом против турок и крымских татар.
Одержав блистательную победу в битве на Крымском перешейке, казаки вернулись на Дон с богатыми трофеями и пленными. Обеспокоенные власти незамедлительно отправили к ним гонца с грамотой, требуя, чтобы те отстали от воровства. Но не тут-то было. Невзирая на монарший запрет, в 1667 году Степан повел свой отряд в новый грабительский поход — «за зипунами». Душу его раздирала лютая ненависть к боярству из-за любимого брата, казненного двумя годами ранее по велению царского воеводы князя Юрия Долгорукого.