Агрессивность человека. Том 2. Социальная и этническая психология агрессии

Налчаджян Альберт Агабекович

Д. Холмс получил некоторые данные, свидетельствующие о том, что не всегда подтверждаются результаты экспериментов Дж. Хокансона и его коллег. В частности, оказалось, что даже после катартических агрессивных действий враждебность к нему сохраняется. С другой стороны, определенный уровень катарсиса отмечается даже у тех испытуемых, которым не было разрешено подвергать агрессии своих фрустраторов.

Эти результаты позволяют высказать целый ряд идей о путях дальнейшего исследования интересующих нас явлений. Отмеченный катарсис без объективных (внешних) агрессивных действий может быть следствием внутренних речевых и образных, воображаемых агрессивных процессов, а также следствием рационализаций, которые, как мы предположили выше, тоже могут канализировать и выражать часть агрессивности человека. Мы полагаем также, что нельзя глубоко изучить катарсис фрустрированной личности

только в связи с агрессивными действиями. Это крайне односторонний подход и именно вследствие такой односторонности и получаются противоречивые результаты: в одних исследованиях агрессивные действия приводят к катарсису, в других – нет. Мы предлагаем гипотезу, согласно которой катарсис осуществляется как сложный процесс, вовлекающий целый комплекс защитных, когнитивных и эмоциональных механизмов. Отметим также, что успешный катарсис является важным и эффективным механизмом социальной адаптации личности.

§ 3. Действительно ли агрессивное поведение уменьшает агрессивность

Что происходит в психике человека после того, как он совершил агрессивные действия? Как мы уже видели, в современной психологии предложены две противоположные концепции по этому вопросу: психоаналитическая и бихевиористская.

Мы уже видели, что психоаналитическая концепция опирается на идею З. Фрейда о том, что совершение агрессивных действий приводит к катарсису и человек освобождается от части своей агрессивности, враждебности. Душа как бы очищается от злости, которая накопилась в результате предыдущих фрустраций. Считается, например, что игра, во время которой от участников требуются агрессивные действия, делает их более мирными, неагрессивными вне игровой ситуации.

Второй подход – бихевиористский или, вернее, необихевиористский. Обычно бихевиоризм критикуется за поверхностное отношение к явлениям психической жизни, за игнорирование тех тонких процессов, которые происходят во внутреннем мире людей. Эта критика особенно справедлива тогда, когда направлена в адрес классического бихевиоризма Дж. Уотсона и некоторых его современных последователей, например Б. Скиннера.

Однако экспериментальный подход бихевиористов все же позволил подвергнуть сомнению и проверке целый ряд утверждений теоретиков и клиницистов, благодаря чему получены новые данные и новое понимание многих явлений. Это касается и обсуждаемой нами проблеме: действительно ли агрессивное поведение, в частности, совершение социально приемлемых форм агрессии, приводит к ослаблению агрессивности человека? Как мы видим, психоаналитики отвечают на этот вопрос положительно и во многих случаях они правы. Но всегда ли? О некоторых исключениях и дополнительных условиях мы уже знаем. Продолжим обсуждение данного вопроса с привлечением других фактов.

Бихевиористы, особенно Л. Берковиц, на основе анализа экспериментальных данных по социальному обучению (и научению) пришли к выводу, что нет прямых и убедительных доказательств этого утверждения. Нет доказательств, что игра сокращает агрессивность, то есть что она приводит к катарсису. Игры, носящие характер состязаний и соперничества, не уменьшают агрессивность игроков. Мы уже знаем, что наблюдение за агрессивными действиями других, которое тоже, казалось бы, должно было иметь катартическое воздействие, приводит к обратным результатам: оно усиливает агрессивность наблюдателей.

Представляют интерес и результаты следующего эксперимента: испытуемые взаимодействуют с человеком, который вызывает у них гнев. Затем группу разделяют на две части. Первой подгруппе разрешают выразить свой гнев и враждебность перед приятным для них собеседником. Члены второй подгруппы не имели собеседника и просто ждали следующего этапа эксперимента. Спустя некоторое время провели тестовую проверку и выяснили, что члены первой подгруппы в целом больше возбуждены, чем даже в ситуации своей фрустрации (общения с неприятным для себя человеком). И, что еще более важно, чувствовали к фрустратору более сильную антипатию, чем раньше. Все эти параметры у второй группы оказались значительно более слабыми [55] .

55

См.: Kahn M. The physiology of catharsis.-“Journal of Personality and Social Psychology”, 1966, 3, Pp. 278–286.

Итак,

мы видим, что члены первой подгруппы испытуемых М. Кана, выразив словесно свою агрессивность перед симпатичным для себя собеседником, стали более агрессивными, чем те, у которых, в условиях одинаковой фрустрации, собеседника не было. Они не смогли выражать свою агрессивность каким-либо видимым способом и просто ждали. Таковы факты. Но как и чем их объяснить? Почему словесное и невербальное выражение агрессии в беседе усиливает тенденцию к новым агрессивным действиям, а также связанные с ней эмоции враждебности? Отвечая на этот вопрос, мы тем самым укажем на одну из причин данного явления.

Мы полагаем, что в этих экспериментах, а также в сходных ситуациях реальной жизни, важную роль играет симпатичный собеседник. Слушая внимательно и соглашаясь с человеком, говорящим о своем недовольстве и злости к фрустратору, он тем самым положительно подкрепляет эти реакции, как бы показывая, что фрустрированный субъект прав в своем возмущении. Это важный, иногда даже решающий социально-психологический фактор. Здесь уместно вспомнить знаменитые опыты Соломона Аша по исследованию конформизма. Во время этих экспериментов, когда подлинный (“наивный”) испытуемый остается один со своим мнением против единодушной группы, он начинает сомневаться в правильности своего мнения даже о простых явлениях. У одиноких нонконформистов могут даже появляться мысли о том, не сумасшествие ли это, когда все говорят одно, а он сам – другое. Но положение резко меняется, когда к нему присоединяется еще один член группы! Это уже социальная поддержка, которая воспринимается так: значит, я не один и я не сумасшедший, я прав! В таких случаях образуется пусть маленькая, но группа из двух человек, диада. Теперь уже его члены не боятся слыть странными и могут продолжить борьбу.

Точно так же социальная поддержка агрессивности создает у личности уверенность в справедливости и оправданности своего гнева и готовности к агрессивным действиям. В значительной степени уменьшаются также тревога и страх перед возможным наказанием.

Другим доказательством бихевиористской точки зрения является то, что когда людям разрешают совершить агрессивные действия и не наказывают, их агрессивность, то есть склонность совершить новые агрессивные действия, усиливается. Нанесение вреда другому лицу усиливает враждебные чувства агрессора к своей жертве, поэтому от него следует ждать новых, еще более интенсивных и разрушительных агрессивных актов. К этому выводу на основе своих экспериментов пришел М. Кан в упомянутой выше статье.

Этот вывод помогает нам понять, каким образом формируются садисты, в том числе сексуальные: безнаказанность приводит к еще большему усилению их агрессивности к жертвам и они совершают все новые и новые преступления. Здесь можно заметить интересное явление: постепенно у таких индивидов создается представление, образ обобщенной жертвы. Одни из них убивают только молодых женщин определенной внешности (например, белокурых), другие – только мальчиков и т. п. Примеров тому очень много, о них часто пишут газеты.

Вывод М. Кана, Л. Берковица и других бихевиористски ориентированных исследователей противоречит психоаналитической концепции, согласно которой подавление агрессивных желаний усиливает эти желания. То же самое они утверждают о подавлении сексуальных желаний. Оказалось, что это неверно, во всяком случае – в значительном числе случаев. Чем больше человек действует агрессивно, тем сильнее его тенденция и дальше действовать агрессивно.

Как считает, например, Э. Аронсон, такого результата следовало ожидать исходя из теории когнитивного диссонанса: когда человек высказывает агрессивные суждения или совершает физические агрессивные действия, то его поведение требует от него дополнительного оправдания. Осуществляя такое самооправдание, индивид пользуется двумя сериями аргументов: с помощью одной он подчеркивает отрицательные качества объекта агрессии, другая же используется для дискредитации его положительных черт. Вследствие этого ненависть к жертве еще больше усиливается. Люди, которые получают удовольствие от собственных агрессивных действий, охотно включаются в такого рода затяжную активность. Этим путем они самоутверждаются.