Ахиллесова пята
Шрифт:
– А моя мама…
Тётка пожала плечами, не оборачиваясь.
Мама обнаружилась на своем месте, с той же пустой тарелкой. Гости уже были поддатые.
– Ты на кухне была? – Надя села к ней и деду. Она внимательно всмотрелась в мамино лицо. Глаза были усталыми, но сухими.
– В ванной руки вымыла, потом чайник поставила. Надя, ешь. Салата положи, картошки. Надо бабу помянуть.
Дед вздохнул и потянулся за платком в карман.
– Мы когда домой поедем? – зашептала Надя ей в ухо.
– Ез-жайти, – дед утёр слезы. – Посуду сам вымою.
– Пап, поехали, переночуешь сегодня
– Чего уж там.
Машина долго не заводилась, мама бегала, поднимала крышку капота, копалась в нём, а потом садилась и прокручивала ключ зажигания до упора. Недорогая иномарка тарахтела в ответ, но заводиться не желала. Отец дремал на соседнем сидении, куртка была расстегнула, край рубашки торчал из-под ремня.
– Давай я вызову такси, – робко предложила Надя.
Мама ударила по рулю и прижалась к нему лбом. Она ещё раз прокрутила ключ, и двигатель заработал.
– А что не едем, Мариш? – сквозь сон пробормотал отец.
– Уже едем, спи, – успокоила его она.
Ночью баба Таня пришла снова.
– Снова ты?
– На часах полночь, когда же мне ещё приходить. Ты же в такое время меня и ждала.
Надя отвернулась к стене и накрыла голову подушкой. Баба Таня подобралась ближе.
– Не мы одни не спим.
За стеной скрипела кровать и были слышны влажные, чмокающие звуки.
– Вали к черту и отца с собой забери.
Бабушка либо не расстроилась, либо не подала виду. Она улеглась рядом с Надей, так и не скинув свои хлипкие тапочки. Она прижалась к Надиной спине и горячо зашептала:
– Мама будет в порядке, пройдет девять дней, потом сорок, потом год, и она снова будет улыбаться, растить цветы и готовить свои любимые безе. Уволится с работы, принесет свою серую папку с файлами и засунет её в мусорку, затем с антресоли достанет пуанты, сдует с них пыль и прижмет к груди. Она будет сидеть в просторном, светлом зале, в черных брюках и белой блузе – ну просто француженка – а маленькие девочки в розовых и белых пачках стоять у станка и внимать каждому её слову. В Рождество со сцены театра будет звучать Чайковский, а когда балет завершится, её пригласят на сцену. Под каблуками будет лежать искусственный снег, а махать мама будет тебе и деду на первом ряду. В буфете будет обязательно продаваться только растаявший пломбир, а дома тебя будет ждать тебя белый накрахмаленный халат.
Спустя сорок дней мама с отцом развелись. В один день он просто исчез. Надя пришла с факультатива по химии и обнаружила, что его высоких резиновых сапог, которые мозолили глаза каждый день и занимали значительную часть их маленькой прихожей, больше нет. Надя заглянула в гардероб: исчезли толстовки, молодежные для молодящегося отца, джинсовка и теплая куртка. В шкафу в комнате родителей исчезли офисные рубашки, футболки и штаны. На полке с нижним бельем оставались только мамины кружевные бюстья и трусы, семейники и плавки забрал отец. Видимо надеялся, что в аду найдется речка с пляжем. Надя просунула руку под стопку полотенец, заначка тоже пропала. Она побродила по квартире: коврик для йоги, десяток помад на туалетном столике и книга вверх корешком, надкусанный и засыхающий круассан с клубникой в корзиночке на столе. Отец вывез всё, включая запах одеколона – сейчас
В ванной нашла старую отцовскую бритву, которая упала и завалилась за баночки кремов, и выкинула её сама.
В замочной скважине повернули ключ. В квартиру зашла мама.
– Надь, ты чего так рано? – поинтересовалась она, поставив пакеты.
Этот вопрос следовало задать маме: на часах было всего около четырех. Надя посмотрела на место, где раньше стояли сапоги. Не осталось ни следа, ни песчинки, пол сиял чистотой. Мама заметила её взгляд и поставила туда свои ботинки.
– Разбери пакеты, пожалуйста.
В пакетах вперемешку с продуктами обнаружились витамины и таблетки. Надя потрясла ярко-желтую тубу, таблетки приветственно зашумели. Вся таблица Менделеева для того, чтобы улучшить самочувствие.
– Что ты глаза вытаращила? – мама легонько щипнула Надю за руку и забрала лекарства. – Разбирай дальше. Мясо засунь в морозилку, только курицу поставь в холодильник, я её на ужин запеку.
Мама сняла с крючка свою чашку, налила воды и залпом выпила.
– Что всё это значит?
Надя скрестила пальцы за спиной. Она боялась, что плохо осмотрела дом и где-то притаились вещи в ожидании возвращения владельца.
– Будто ты сама не понимаешь, что всё это значит, – с легким раздражением ответила мама. – Мы вдвоём остались.
«Слава Богу», – выдохнула Надя.
Вместе с отцом ушла и баба Таня. Помахала рукой и отправилась… да кто её знает, куда она отправилась и что там вообще за гробовой доской. Но в душе Надя не хотела, чтобы её пожелание катиться к черту сбылось. Если рай существует, то баба просто обязана дождаться маму там.
Осталась только бабина смерть, тяжелая и долгая. И уколы.
Глава 2
В университет Надя поступила легко. Она была пятая в списках поступающих, выше находились олимпиадники, которые отнесли оригиналы в более престижный столичный вуз. На них Наде было все равно. Только один незнакомец обходил её без всяких медалей, ГТО и волонтерства. Против строки оригинал у него стояла галочка. Галочка мозолила глаза не хуже баллов, приближающихся к тремстам.
Надя сходила в библиотеку и засела за книги. Гистология и анатомия человека отыскались только в архиве.
Библиотекарша недовольно бухнула толстые потрепанные учебники на стол и стала записывать их в карточку.
– Уж щас в интернете можно все найти, – бурчала она себе под нос.
– Этих нет в доступе.
Голос звучал тихо и неуверенно. Надя сама задумалась, что поискать можно было и получше и не мучать занятых людей всякой ерундой.
– Чего? – не поняла библиотекарша. – Говори громче.
Надя сгребла учебники со стола и убрала в сумку.
Дома она достала лист бумаги и разлиновала его. Если в день разбирать по двадцать страниц, то к сентябрю хотя бы месяц курса будет изучен. Надя сдула пыль и открыла первый учебник. На страницах расплывались масляные пятна, чернила кое-где были смазаны, но текст угадывался легко. Надя пробежалась глазами и осталась довольна. Материал не сильно отличался от школьной программы, можно было идти по нему семимильными шагами.